Skip to content Skip to sidebar Skip to footer
Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нем все любящие его! (Ис. 66,10)
Московский патриархат
Русская духовная миссия
в Иерусалиме

Праздник Святой Троицы на Сионской горе и у Дуба Мамврийского в Хевроне

Профессор А. А. Дмитриевский.

Праздник в честь Святой Живоначальной Троицы продолжается на Святой Земле, как и подобает, три дня. Это столь длительное церковное торжество здесь объясняется и топографическим положением в Святой Земле достопоклоняемых мест и святынь, с коими связаны воспоминаемые Православной Церковью в эти священные дни события из истории нашего домостроительства в Ветхом и Новом Завете, и некоторыми особыми обстоятельствами позднейшего времени в истории нашей русской колонии в Иерусалиме и ее миссионерской деятельностью.

Первый день Святой Троицы современная Сионская Церковь празднует торжественно в Святогробском храме и на Сионе, на том самом месте, где, по преданию, произошло воспоминаемое в этот день знаменательное в Церкви Христовой событие — сошествие Святого Духа на апостолов (Деян. II, 1—4). Патриарх в этот день совершает торжественное богослужение, по обычаю великих праздников, с помпезным выходом из Патриархии в Святой Гроб в сопровождении архиереев-синодалов и многочисленных  клириков Святогробского братства в предшествии им диаконов со знаками патриаршего достоинства и власти, и патриарших кавасов в богатых костюмах с массивными булавами в руках, и при колокольном трезвоне не только на внешней, но и на внутренней колокольнях храма. Литургия в день Святой Троицы служится в пределе Святого Ангела Кувуклии Гроба Господня, украшенной горящими лампадами и свечами, и, притом, не в обычное время, указанное status quo, в 2 часа ночи, а в 6 часов утра. Такое отступление от установленного обычая делают греки лишь три раза в год: в этот день, в день Фомина воскресения и в неделю крестопоклонную. Ввиду малой вместительности придела Святого Ангела литургию служат с Патриархом в этот день лишь немногие архиереи-синодалы, а остальные, сопровождавшие его в процессии, выслушивают эту литургию в алтаре храма Воскресения. Число сослужащих иеромонахов тоже бывает весьма ограничено, но среди них непременно должны находиться священники — араб и славянин. Несмотря на малое сравнительно количество молящихся в Святогробском храме в этот день русских и арабов, по принятому обычаю, на Святых Местах некоторые возгласы и ектеньи произносятся по-арабски и по-славянски. Апостол и Евангелие непременно читаются на трех языках — греческом, арабском и славянском.

За литургией непосредственно тут же в Кувуклии совершается и чин Троицкой вечерни с коленопреклонениями и чтением положенных в нем молитв. Первые молитвы прочитывает Патриарх по-гречески, вторые молитвы — русский священник по-славянски и третьи молитвы — священник-араб по-арабски. Отпуст делает Патриарх.

Из храма Патриарх возвращается в свои покои также торжественно, как и приходит, т. е. в сопровождении всех архиереев и священнослужителей, которым и предлагает обычное восточное угощение, заканчиваемое всегда «кум-кум», т. е. возлиянием на руки гостей ароматической воды из бутылочки с узким горлом, издающей, при опрокидывании, упомянутые звуки.

В три часа по полудни совершается Троицкая вечерня на Сионе, на месте сошествия Св. Духа на апостолов. Совершителем ее является всегда один из чередных архиереев-синодалов. Сослужащими с ним за этой вечерней приглашаются непременно священник-араб и русские священники-паломники, не упускающие случая в этот день непременно помолиться на Сионе.

Сионом называется южная сторона Иерусалима, господствующая благодаря своему возвышенному положению над окружающими ее долинами Геенскою (Гинномскою) и Кедронскою или Иосафатовою. Находится Сион вне городских стен и соединяется с городом двумя ходами: один с запада близ Яфских ворот идет ныне по прекрасной шоссированной экипажной дороге, разделанной к приезду германского императора Вильгельма и ведущей к католическому храму на месте Успения Пресвятой Богородицы, освященному только в 1910 году, а другой с юга из довольно грязного еврейского квартала через старые, так называемые, Сионские ворота.

Еще в сравнительно очень недавнее время Сион имел довольно печальный и запущенный вид, несмотря на то, что на нем указываются важные для всех христианских исповеданий святыни и с ним связываются самые дорогие воспоминания, идущие из глубины истории христианской Церкви, как-то: мечеть Неби-Дауд с гробом царя Давида, Сионская горница, в которой Христос умыл ноги своим ученикам, совершил с ними Тайную Вечерю, установил таинство Евхаристии, и в которой Святой Дух в день пятидесятый по воскресении Господа сошел на св. апостолов, армянский монастырь на месте дома Каиафы, грот, в котором св. апостол Петр оплакивал свое троекратное отречение от Господа и т. д. Восточная часть Сиона еще недавно была вспахана и засажена виноградником, кукурузой и другими растительными злаками, а западная его часть с XVIII столетия после того как прекратили погребать православных в Акелдама или на Селе крови, купленном на те 30 сребреников, за которые Иуда предал Христа и которые потом бросил синедриону (Матф. XXVII, 7), служит местом христианского кладбища всех исповеданий. Самый жалкий и печальный вид представляла из себя именно та часть этого кладбища, на которой погребались православные греки, арабы и русские паломники. Груды беспорядочно разбросанных камней, мраморных битых досок и кучи разного другого мусора, поросшие корявыми исполинскими кактусами и широколиственными сорными травами, и бродившие по кладбищу полуголодные собаки, добывавшие себе пищу в плохо прикрытых землей могилах, достаточно красноречиво говорили сами за себя. Отсутствие крестов над могилами, недопускаемых мусульманским фанатизмом, и надгробные мраморные плиты с именами погребенных здесь, чуждые какой-либо претензии на художественность и монументальность и терявшиеся в массе битых мраморных плит и осколков, валявшихся в беспорядке по всему кладбищу, приводили русского паломника прямо в безотрадное уныние. Ныне для православного Сионского кладбища наступили лучшие времена. И в этом случае справедливость требует сказать, православные обязаны почти всецело германскому императору Вильгельму II. В бытность свою в 1898 году в Иерусалиме, получив в подарок от султана на Сионе кусок земли «хакура», где, по преданию, стоял дом св. апостола и евангелиста Иоанна и где совершилось Успение Богоматери, он тотчас же передарил его папе для построения на нем католического храма. Земля сионская, несмотря на весьма важные предания, соединенные с нею в истории Церкви христианской, как вакуф , по мусульманскому закону, не могла перейти в частные руки и лежала «в пусте». Православными она отмечалась лишь несколькими тесаными камнями, носившими название «няха» или «манаха», с тремя крестами на одном из них.

После того, как названный драгоценный участок земли перешел к католикам-францисканцам, последние немедленно поспешили оградить его прочной каменной стеной, без чего на Востоке трудно удержать за собою право собственности. 20 ноября 1898 года францисканцы приступили к сооружению стены, и исторические камни «няха» или «монаха» сняли со своего места, несмотря на то, что в силу состоявшегося между православным и армянским Патриархами и латинским Кустодом соглашения, записанного и в местной городской думе еще под 15 февраля 1892 года (по мусульманскому счислено 1307 г.) под №198 говорилось прямо, что эта «святыня должна быть отделена от православного кладбища дорогой в 5 аршин ширины, и что владельцы земли по другую сторону дороги, в случае возведения ими постройки, должны прибавить еще три аршина для дороги». Католики и раньше еще соприкасались с данным историческим местом с юго-западной стороны, купив это место тайно у американцев, владевших им как кладбищем а когда Вильгельм II, император германский, передарил папе полученный от султана Сионский участок, то францисканцы — главные хозяева на Святой Земле католических владений — вошли в соприкосновение с упомянутыми историческими камнями и местом под ними с двух других сторон, что и открыло им возможность при возведении своих стен снять с места камни «няха» или «монаха». Как и водится в подобных случаях, немедленно последовал протест со стороны Греческой Патриархии, обвинение католиков в нарушении status quo ante и жалобы Оттоманскому правительству и русскому Генеральному консулу (г. Арсеньеву), которые после переговоров с германским консулом (г. фон-Тишендорфом) по данному вопросу решили перенести его на окончательное разрешение в Константинополь к представителям заинтересованных держав-покровительниц. Русской консул, между прочим, настаивал, чтобы камни «няха» или «монаха» были положены на свое прежнее место, и чтобы над ними сделана была ниша в той стороне стены, которая обращена к православному кладбищу, чтобы таким образом доступ к камням оставался бы для православных свободным во всякое время дня.

Вмешательство русского консула в Иерусалиме и перенесение вопроса о камнях на месте древней Сионской церкви в Стамбуле имели своим благим последствием приведение в нынешний более или менее благоприличный вид Сионского греческого кладбища, о чем православные хлопотали пред турецким правительством бесплодно почти сорок лет. Кладбище православных все время, как мы сказали выше, оставалось без ограды, так как турецкие городские власти настойчиво требовали от православных выделения из участка полосы земли для общей дороги, что естественно приводило их к необходимости поступиться и несколькими историческими камнями, лежавшими на ней в качестве остатков древней Сионской церкви. Теперь, когда францисканцы начали сооружать ограду на своем месте, им пришлось над камнями «няха», положенными на прежнее место, в той стороне, которая обращена к православному кладбищу, устроить и требуемые ниши. Греческая Патриархия воспользовалась этим благоприятным моментом – обвела  Сионское кладбище довольно высокими стенами на мокрой кладке и перед камнями «няха» вымостила из белого камня площадку для постановки на ней полотняной палатки для совершающихся на Сионе богослужений. Святогробское братство и, в частности, нынешний помощник почтенного старца скевофилакса архимандрита Евфимия отец архимандрит Герасим, именуемый иеродиаконом и лампадарем Святого Гроба Господня Дамаскиным Смирнопулом в его плохой рекламной книжечке-альбоме: «Воспоминание о Святых Местах Иерусалима и всей Палестины» (Иерусалим 1908 г.) «строгим последователем самого возвышенного учения Иисуса Христа» (стр. 118), настойчиво твердят русским паломникам о необходимости построить здесь на Сионе православный храм. Потребность в Сионском благолепном храме действительно чувствуют и сознают хорошо все бывавшие в Иерусалиме паломники, и щедрая их лепта уже льется обильной струей… По обеим сторонам указанного помоста, под мраморными белыми саркофагами, покоятся прах патриарха Герасима, прах митрополита Петры Аравийской Никифора и многих других почивших владык Сионской церкви.

Над указанным помостом и историческими камнями «няха» в день Святой Троицы для защиты от дождя или скорее от знойного полуденного солнца для совершителей богослужений и молящихся устанавливается полотняной шатер, а самый помост пред столом покрывается ковром. В центральной нише помещается икона сошествия Святого Духа на апостолов, пред которой паломники возжигают в изобилии свечи. Нередко хор нашей Духовной Миссии своим стройным пением доставляет русским богомольцам, охотно присутствующим за этой вечернею и в большом количестве, истинное утешение.

Для совершения вечерни на Сион прибывает чередной владыка-синодал. Его встречает святогробское духовенство у ворот кладбища, облачает в мантию и с пением тропаря праздника через все кладбище ведет в палатку к историческим камням. Чередной священник—араб, получив благословение владыки, начинает вечерню, к которой обязательно приглашается и священник или иеромонах русской национальности, по преимуществу из приехавших на поклонение в Иерусалим. Все остальные иеромонахи после встречи архиерея покидают палатку и расходятся по кладбищу для служения панихид или вернее литий «Трисагион», которые заказывают им в этот день весьма охотно и туземцы, и наши русские паломники. После входа и прокимна, архиерей, надев на себя омофор, в клобуке, прочитывает по-гречески первые молитвы. Вторые молитвы по-славянски произносит русский священник или иеромонах, а арабский священник читает по-арабски последние молитвы.

Слова этих последних молитв: «Услыши нас молящихся Тебе, и упокой души раб твоих, прежде усопших отец и братий наших, и прочих сродник по плоти, и всех своих в вере, о них же и память творим ныне», в соседстве с гробами сионских иерархов и в виду обширного кладбищенского поля, усеянного обломками мраморных плит на могилах погребенных здесь, и ниже слова: «Сам убо Владыко всех, Боже Спасителю наш… иже и в сей последний и великий спасительный день пятидесятницы праздника, тайну святыя и единосущныя, и соприсносущныя, и неразделимыя, и неслиянныя Троицы показавый нам, и наитие и пришествие Святаго и животворящаго твоего Духа, в вид огненных языков, на святыя твоя апостолы излиявый»,—на самом мест упоминаемого события, при виде хотя и небольших, но тем более драгоценных остатков — безмолвных свидетелей воспоминаемого в этот день знаменательного события в Церкви Христовой, должны производить на молящихся глубокое впечатление. К сожалению, эти дивные слова церковного молитвословия произносятся на языке чуждом большинству молящихся.

Отпуст в конце вечерни делает архиерей, который затем при пении «Ис пола…» благословляет народ, целует икону Сошествия Святого Духа и три креста на исторических камнях и покидает палатку и Сион.

Под впечатлением трогательного вечернего богослужения молящиеся на Сионе посещают могилы умерших и служат на них, как по известным, так и по неизвестным им почившим панихиды , особенно, из среды бывших паломников, и обозревают гробницы патриархов и иерархов Сионской Церкви, общую усыпальницу, в которую складываются кости умерших по прошествии трех лет, если могила не заарендована для покойника на вечные времена, и проводят некоторое время в мечети Неби-Дауд, выдаваемой за ту горницу, в которой якобы совершилось событие сошествие Св. Духа, на апостолов в пятидесятый день по воскресении Господа.

Место первого христианского храма – «Мати церквей, Божие жилище» –  указывается на Сионе с самых первых веков существования на земле Церкви Христовой, и с ним связывались самые дорогие воспоминания из начальной истории христианской Церкви: его считают и местом тайной вечери, и местом явления Господа своим ученикам по Воскресении, и сошествия Святого Духа на апостолов. Неудивительно, что место Сионской горницы всегда чтилось свято христианами, и св. Елена, мать императора Константина, в числе первых построек в Палестине создала, между прочим, и великолепный храм здесь на Сионе . По словам патриарха Софрония, в этом храме «хорами монахов непрерывно совершались ночные песнопения» . Однако, тяжелые политические катастрофы, пережитые Святым Градом под натиском мусульман в VII и в начале XI столетиях, не прошли бесследно и для этого христианского храма. В эпоху существования латинского королевства в Иерусалиме на Сионе великолепной базилики времен императора Константина уже не существовало. Церковь сионскую восстановили из развалин крестоносцы, назвав ее церковью св. Девы Марии. Наш игумен Даншл въ своемъ «хожении» описывает именно эту церковь. «И в той церкви Сионстей ту есть храмина за олтарем той церкви, – пишет наш паломник XII в., – и в той храмине Христос умы ноги учеником своим. И от той храмины, на юг лиц пойдучи взлести есть по степенем, яко на горницу; ту есть храмина создана красно, яко на столпии (т. е. υπερον) и сверхом испися мусиею и помещена красно и олтарь итить (т.е. направлен) яко церкви на восток лиц, и то есть келия была Иоанна Богословца и в той келии Христос вечерял со ученики Своими… на том же месте сошествие Святаго Духа бысть на апостолы в Пентикостию». В XIV веке Сионский древний храм лежал в развалинах, «нося, по словам ефесского протонотария Пердики, те явные следы красоты и величия, которые имел издревле до разрушения». В XIV же веке один из королей Сицилии построил на этом месте новый храм, который в 1647 году фанатичные мусульмане отобрали у францисканцев и превратили в мечеть «Неби-Дауд», связав с нею мало достоверное предание о месте здесь гроба царя Давида.

Мечеть эта двухэтажная: в нижнем этаже указывают две комнаты со сводами, опирающимися на двух (24 шага в длину и ширину) квадратных пилястрах: омовение ног и место явления Спасителя по Воскресении (20 шагов в длину и 14 в ширину). По лестнице внутри здания посетители поднимаются в верхний этаж, разделенный тоже на две комнаты, равные по величине нижним: к одной приурочивают место Тайной вечери (здесь вверху имеется, между прочим, имя «Агнца»), а к другой — место сошествия св. Духа па апостолов в Пятидесятницу. Своды первой комнаты покоятся на двух изящных мраморных колоннах; в комнате имеются мусульманский миргаб в восточной стене и три окна с юга. Предполагаемое место омовения ног ограждено деревянною решеткой, а место, где возлежал за вечерею Спаситель отмечено камнем в северной стене. Шесть ступеней в юго-западном углу ведут в комнату сошествия св. Духа на апостолов, со сводами и арками в стиле готическом.

Паломники посещают и другие достопоклоняемые места на Сионе: армянский монастырь на месте темницы Спасителя, места, где стояли дома Анны и Каиафы и др., но доброгласный звон на русских постройках прерывает эти хождения по святыням сионским и созывает их под величественные своды благолепного русского Троицкого собора к торжественному праздничному богослужению по случаю храмового праздника.

На наших постройках в Иерусалиме Государь Император Александр II высочайше соизволил повелеть «заложить храм во имя Святой Животворящей Троицы», и закладка его состоялась 30 августа 1860 г. при участии патриаршего наместника митрополита Петры Аравийского Мелетия и бывшего начальника Духовной Миссии Кирилла, епископа Мелитопольского. Главными строителями этого собора были академик М. И. Эппингер и его помощники архитекторы В.А. Дорогулин и М.0. Грановский. Созидался по типу афонских храмов на средства, пожертвованные «всем православным русским народом». Освящение собора происходило 28 октября 1872 г., в присутствии великого князя Николая Николаевича Старшего, герцога Евгения Максимилиановича Лейхтенбергского и принцев Александра и Константина Петровичей Ольденбургских, генерала Д.И. Скобелева, отца знаменитого «белого» генерала, и других почетных лиц. Чин освящения совершал Патриарх Иерусалимский Кирилл, в сослужении архимандрита начальника Миссии Антонина (Капустина) при громадном стечении молящихся не только православных, но даже иноверцев.

Со времени освящения русского Троицкого собора в Иерусалиме храмовой его праздник установлено было переносить на второй день Святой Троицы, т. е. на Духов день, благословенной причиной для этого послужило то обстоятельство, что status quo на святых местах требует, чтобы Иерусалимский Патриарх в первый день Святой Троицы совершал торжественную литургию с вечернею на Живоносном Гробе. Русская Духовная Миссия, остающаяся в этот день для богослуженья в своем соборном храме, отмечает службу первого дня Святой Троицы, как храмовую, лишь чтением акафиста Святой Троицы за всенощным бдением и совершением после вечерни и литургии молебна Святой Троице с торжественным крестным ходом вокруг храма. Поэтому вечером первого дня Святой Троицы отправляется полное всенощное бдение, уставом предусмотренное лишь для храмового богослужения. Утром в семь часов прибывает в русский собор в сопровождении многочисленных святогробских клириков и своих певчих Иерусалимский Патриарх и совершает литургию. Молящиеся в храме в этот день по преимуществу являются туземцы, так как большинство русских паломников еще рано утром отправляются караваном к Дубу Мамврийскому на торжество следующего дня.

По окончании литургии Блаженнейший Патриарх со своими клириками и с сослужащим ему русским духовенством и почетными богомольцами идут к начальнику Русской Духовной Миссии, чтобы приветствовать его с храмовым праздником. Радушный хозяин предлагает дорогим гостям восточное угощение и русский чай с пирогом. Гости, однако, спешат всячески сократить свой настоящей визит, чтобы дать возможность хозяину со своей свитой и сослужащим духовенством вовремя попасть в Хеврон к Дубу Мамврийскому на торжественное всенощное бдение.

Проводив Патриарха и гостей, начальник Миссии, иногда и генеральный консул, управляющий подворьями Императорского Палестинского Общества и служащие в этих учреждениях, в колясках, заранее заказанных, по прекрасной шоссейной дороге отправляются в Хеврон, обгоняя по пути и толпы богомольцев, направляющихся туда же, и одиночные небольшие группы, и специальный Троицкий караван, идущий под руководством каваса Палестинского Общества. Русские постройки в Иерусалиме на два дня остаются безлюдными, жизнь в них как бы замирает.

Троицкий караван к Дубу Мамврийскому по численности своей не велик – самое большое число участников в нем доходит до трехсот, но нередко эта цифра спускается и до ста человек. Обыкновенно весьма немногие из паломников остаются на русских постройках до праздника св. Троицы, и это — или настоящее бобыли, не имеющие никакого хозяйства на родине, или покончившее уже расчеты с трудовою жизнью, передав землю и все хозяйство в доме своему молодому поколению, или прибывшие на поклонение в Иерусалим в средине поста пред Страстной неделей и не успевшие походить и осмотреть в Святой Земле все достопоклоняемые места, или же, наконец, поклонники, бывавшие не раз уже в Иерусалиме и теперь нарочито оставшиеся здесь, чтобы дожить до конца паломнического сезона. В виду краткости времени назначенного для этого каравана (два дня), удобства пути и хорошо оборудованной гостиницы Русской Духовной Миссии в Хевроне у Дуба Мамврийского караван этот не требует особых приготовлений. Отсутствует при караване и стража, так как путь считается совершенно безопасным. Не всегда — и это следует признать недостатком — сопровождает караван и медицинский персонал, хотя потребность в нем иногда сказывается весьма настоятельно. При падениях с осликов, солнечных ударах и других несчастиях в пути с паломниками медицинская помощь иногда требуется.

Рано утром по холодку желающие участвовать в Троицком караване паломники собираются близ дерева у Елизаветинского подворья и затем, помолившись Богу на соборе, с пением тропаря праздника покидают русские постройки. Впереди каравана идут обычно пешие паломники и по преимуществу молодые, за ними плетутся старики и старушки, и в хвосте каравана на осликах и лошадях верхом едут состоятельные паломники. Кавас на коне замыкает это шествие. Караван близ Яффских городских ворот спускается в Гинномскую или Геенскую долину и, поднявшись на взгорье, идет по ровной прекрасной и хорошо знакомой паломникам шоссейной Вифлеемской дороге, минуя колодец звезды или волхвов, монастырь св. пророка Илии и ложе сего пророка, спускается к гороховому полю, любуясь прекрасной панорамой Вифлеема. Приблизившись к мусульманской мечети, именуемой гробом Рахили, караван делает уклон вправо на хевронскую дорогу и, обходя город Вифлеем, минует монастырь св. Георгия, стоящий вправо от шоссейной дороги в дикой, горной, живописной местности, и в скором времени располагается на отдых у прудов Соломона, в тени полуразрушенной крепости с минаретом, куда в непогоду пастухи загоняют свои стада. Здесь каждый паломник подкрепляет себя тем, что имеет в своей небольшой заплечной сумке, запивая превосходной студеной водой, обильной струей протекающей по иссеченным в камне и лежащим в земле желобам, с отдушинами для ее свежести. Вода эта течет из «источника запечатленного» (Песнь Песней IV, 12), находящегося в глубокой пещере на расстоянии 60-70 шагов ходу от этих прудов.

Соломоновы пруды — это три каменных бассейна одинаковой формы, хотя и разной величины: верхний 150 шагов длины, второй 176 шагов и третий 230 шагов. Ближний пруд к дороге сложен из массивных камней, а второй и третий иссечены в натуральной скале. Сходы в эти пруды устроены ступенями в монолитах. Благодаря неровностям пола глубина прудов не одинакова. Все три водоема находятся между собою в связи, и вода из одного пруда посредством подземных соединений свободно переливается из одного водоема в другой. Полными воды пруды бывают лишь во время сильных дождей, в большинстве же случаев верхний пруд, придорожный, стоит совершенно без воды, и дно его покрыто густой сочной зеленой травой. Во втором пруде воды имеется на половину, и лишь третий пруд заключает в себе значительное число воды. Долина вблизи этих прудов покрыта хлебными злаками и разделена почти вся под виноградники. С этой долиной связывают местонахождение роскошных виноградников Етама Соломона. (Еккл. II, 4 — 6; Песнь. Песней II, 10 — 15).

Через час караван снимается с места отдыха и поднимается в горы. Через полчаса ходу от прудов Соломона караван достигает источника близ которого, по преданию, апостол Филипп крестил евнуха царицы эфиопской Кандакии (ДЕЯН. VIII, 38). При источнике стоит весьма запущенная небольшая мечеть. Испив здесь водицы, которая и чиста, и вкусна, и пользуется у туземцев славой весьма здоровой воды, караван продолжает постепенное нелегкое для пешехода восхождение в горы. Вскоре у самой дороги близ невысокого камня с русскою надписью, указывающей путникам дорогу в Бет-Захарию, владение Русской Духовной Миссии, караван сворачивает вправо от хевронской дороги, благо и время близится к обеду. Через несколько минут ходу на довольно глубоком спуске в лощину пред взорами паломников открывается вид на обширное владение нашей Миссии, именуемое Бет-3ахарией, расположенное на обширном пологом холме, засаженном самыми разнообразными деревьями, едва ли не всех поясов земного шара, и огороженное высокой каменной стеной с массивными железными воротами. Небольшой колокол, повешенный, чтобы беспокойным соседям напоминать о бдительности надзора живущих здесь иноков и рабочих, теперь своим мерным благовестом приветствует желанных дорогих гостей. По разделанным дорожкам, засаженным молодыми тополями, паломники пробираются к довольно уединенному зданию, стоящему на пригорке. Оно вмещает в себе и остатки откопанной древней церкви, и служит временной столовой для гостей и трудящихся здесь иноков и рабочих. С боку направо со стороны входа пристроена и кухня.

Помолившись на месте древнего храма, паломники усаживаются за столы, на которых для них уже приготовлены горячий суп и кипяток для чая. Интеллигентные паломники приглашаются в довольно изящный легкий павильон, находящейся почти в соседстве с первым зданием и предназначенный служить приемной для начальника Миссии. Настоящее помещение для паломников в три этажа с прекрасными видами на окрестности, созидается на самом высоком пункте этого участка, но оно окончено пока лишь вчерне (не окончено – ред.) и требует обстановки.

Бет-3ахария — сравнительно недавнее (с 1902 г.) владение нашей Русской Духовной Миссии и перешло в ее руки, как дар бывшего миссийского иеромонаха Владимира, который купил его у одного Вифлеемского араба за 900 золотых.

Произведенные на этом обширном участке раскопки с целью отчасти сооружения необходимых для жилья иноков и приютов паломников зданий, отчасти под посадку многочисленных деревьев, а отчасти и ради научной любознательности, которую обнаружили к этому русскому уголку в Палестине ученые западные и наши русские археологи, повели к открытию здесь многих остатков христианской древности. Так, здесь был открыт фундамент небольшой церкви (20 X 10). В храме  перед  алтарем  сохранился в значительной части мозаичный пол с греческой надписью. Археологи, однако, читают в ней два весьма интригующих греческих слова: ZΑΧΑΡ…ΙΩΑΝΙΝ. Сопоставляя мозаичную надпись Бет-Захарии с мозаичною картою Палестины VI в., открытою в 1897 г. в заиорданской деревушке Мадеба, ученым архидиаконом Иерусалимской Патриархии Клеопой Кикилидисом и уже обратившей на себя внимание ученых всех стран и исповеданий, и существующей на сей последней надписи ΙΟΥΔΑ  и вблизи изящной церкви с портиком: ΒΕΘΖΑΧΑΡ ΤΟ ΤΟΥ ΑΓΙΟΥ ΖΑΧΑΡΙΟΥ, с сказанием евангелиста Луки о посещении Пресвятой Девы Марии дома Захарии для  свидания с праведной Елизаветой, находящегося в «нагорней стране в городе Иудином», некоторые археологи к этому русскому месту пытаются приурочить место дома праведных Захария и Елизаветы и рождения пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна. Такая попытка, не лишенная доли вероятности и остроумия, конечно, стремиться оспаривать туже часть у нынешней Горней близ Иерусалима в местечке Аин-Карим, где создана архимндритом Антонином Капустиным церковь во имя Казанской Божьей Матери, и где была основана им первая русская женская община в Святой Земле.

В соседней комнате с древним храмом, где паломники молятся и совершают молебны, устроен небольшой музей из предметов древности, найденных при раскопках. На русском участке имеются в изобилии старинные полузасыпаные подземелья-цистерны. В разных метах валяются стержни колонн и фрагменты коринфских капителей. В подземельях откопано множество костяков, красноречиво свидетельствующих о том, что на месте нынешней Бет-Захарии находился населенный культурный христианский пункт. Посему систематическая научные раскопки здесь — дело неотложной необходимости, и они обещают пролить новый свет в историю и топографию Святой Земли.

Но паломникам долго заживаться в радушно гостеприимной Бет-Захарии на этот раз не приходится, так как они должны поспешать, чтобы к закату солнца прибыть в Хеврон и отстоять под Дубом Мамврийским всенощное бдение. Поблагодарив за гостеприимство насельников любопытного русского уголка, паломники покидают Бет-3ахарию через задние ворота, куда их провожает хлопотливый о. Максим, ютящийся в вырубленной своими руками в скале келлии, стоящей на южной стороне участка. О. Максим выводит их на шоссейную хевронскую дорогу. Этим выходом паломники сокращаюсь несколько свой путь.

Дорога от Бет-Захарии к Хеврону довольно унылая идет горами, и паломникам приходится все время восходит по ним как бы по винтообразной лестнице. Но, подкрепив свои силы в Бет-Захарии, они бодро двигаются вперед, причем, для подбадривания себя поют знакомые всем церковные песнопения.

Часов около пяти—шести караван, спустившись в долину и вступив в обширные хевронские виноградники, круто сворачивает с дороги вправо и между виноградниками незаметно подходит к обширному месту, которое принадлежит Русской Духовной Миссии. Помолившись, паломники проходят прямо в миссийский весьма обширный и хорошо обставленный приют, где усталых путников ожидают бесплатный чай с хлебом и освежающий желанный краткий отдых на нарах, покрытых чистыми циновками в нижнем этаже приюта.

Мамврийский Дуб «родоначальник всех наших Троицких березок и всякого клеченья» — досточтимая святыня и желанная заветная цель паломнических стремлений в Хеврон — сделался  русским достоянием лишь с 1868 года, когда этот заветный Дуб и прилегающий к нему довольно значительных размеров участок земли с виноградником, расположенный по косогору с неправильным очертанием границ, достался в собственность России, благодаря настойчивым  стараниям о. архимандрита Антонина (Капустина). В этом приобретении оказал мощное содействие покойному о. архимандриту знаменитый, пользовавшийся громадною популярностью в Турции, наш посол граф Н.П. Игнатьев. «Практического значения наших территориальных приобретений с русской точки зрения не вижу», писал граф Николай Павлович о. Антонину в 1873 году от 8/20 ноября, со своей дипломатической точки зрения считавший это приобретение «ненужным России клочком земли» и даже не находивший «в ценности большой разности — считается ли Дуб нашим исключительно, или как бы «нейтрализованным» и общим достоянием — православных, инословных, мусульман и евреев»… Но, как истово религиозный русский человек, к тому же любивший и высоко уважавший о. Антонина, он употребил все дипломатические ходы и все свое могущественное влияние, чтобы это русское дело в Святой Земле отстоять и священный Дуб закрепить за своими соотечественниками.

В деле приобретения Мамврийского Дуба мы встретили сильный протест со стороны Оттоманского правительства и инославной пропаганды в Святой Земле. «Приобретение Мамврийского Дуба ними, писал граф Игнатьев о. Антонину, было бы совершенным нарушением установленного status quo в Палестине, и что это место чтится мусульманами в равной степени с православными. Вали опасается возбуждения мусульманского фанатизма и указывает на донесение губернатора и на разные «мазбаты», в этом смысле составленные». «Турки утверждают, что все мусульмане издавна чтили это Дерево, ибо Авраама они признают за великого пророка». «Один из Дубов (остальные не имеют в глазах иноверцев важности) весьма почитается мусульманами. Каждый день мы имеем (говорил великий визирь Сервер-паша графу Игнатьеву) новые доказательства того, до какой степени необходимо, чтобы Дуб этот не сделался исключительной собственностью кого бы то ни было, а принадлежал всем вероисповеданиям». А относительно инословной пропаганды и их воззрений на это приобретение граф Игнатьев писал: «И какая польза нам прокладывать нашим лбом и плечами дорогу англичанам и латинянам в убежище хевронских фанатиков мусульман». «Англичане, французы и австрийцы, а не только турки, серьезно озабочены приписываемые нам планами расширения наших владений под личиною «Духовной Миссии», занимающейся приобретением «поместий», которые «не дают бедным туркам и иноверцам ни минуты покоя» и побуждают их «усугублять свои усилия и громадные денежные средства в этой стране».

Но эти несколько односторонние суждения нашего известного дипломата, нелишенные понятного расчета воздействовать на увлечения предприимчивого и настойчивого начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, красноречиво говорят нам о том, что земельное приобретение в Хевроне нашей Миссией весьма ценное и с точки зрения православно-русской и миссионерской сделано было во всех отношениях весьма удачно. Дуб Хевронский — почитаемая святыня с давних времен не только православными, но и мусульманами, как русская собственность на Святой Земле, большой удар инославной пропаганде.

Дуб Мамврийский — весьма почтенный старец, о чем могут свидетельствовать и внушительный объем, и высота этого священного дерева, обыкновенно медленно растущего, и число слоев его ветвей, доселе еще сравнительно обильных зеленой кудрявой листвой. Главный ствол Дуба, обложенный около земли круглой каменной заваленкой, имеет в окружности 5—6 обхватов или 28 фута. На расстоянии 20 футов от земли ствол дает из себя массивные ветви, как бы символизируя или напоминая о том, что своею величавою сенью он некогда дал прохладный приют от полдневного зноя Святой Троице в виде трех странников, гостеприимно здесь встреченных праотцами Авраамом и Саррой (Быт. XVIII, 3—8).

После приобретения о. Антонином этого Дуба было замечено, что он начал сохнуть. Объяснение этого печального факта можно находить отчасти в естественном стремлении наших благочестивых паломников рвать себе на память с Дуба листья, ломать целые сучья для посошков и сдирать кору для написания на ней образков Святой Троицы и т. д. Как бы там ни было, но постепенное увядание священного дерева продолжалось, чем и объясняется появление вышеупомянутой завалинки под корнями, искусственное его орошение, замазывание дупла глиною и, наконец, нынешняя квадратная железная решетка с запертою на ключ входною дверью. В 1898 г. средняя большая ветвь, совершенно засохшая, во время пронесшейся здесь ужасной бури, упала и послужила затем драгоценным материалом для написания на частицах ее икон Святой Троицы, разосланных по разным церквам России и раздаваемых и доселе знатным паломникам нашей Духовной Миссией в благословение. Две другие массивные ветви с большим наклонением в совершенно противоположные стороны (на север и юг), с обильной зеленой листвой (особенно южная ветвь) потребовали искусственных подпорок, с целью предохранить и их от печальной участи средней сестры, и это вполне естественно, потому что северная ветвь с весьма сильным преклонением к земле в самом стволе обнаруживает старческую дряхлость, отсутствие обильных живительных соков и близка к окончательному отмиранию.

Листья этого Дуба (Теревинфа) не похожи на наши – они мельче, продолговаты, с закруглениями на концах, имеющих острие, и по краям листа зубчики. Желуди с него похожи на наши, хотя и меньших размеров и с несколько отличной от наших своей шапочкой или колпачком.

Как бы в утешение тем, кто сокрушается о засыхании нынешнего священного Дуба, под защитой той же железной решетки, растут отпрыски его, и один из них, почему-то именуемый паломниками «дубком Сарры», уже довольно значительной высоты.
Вся решетка, окружающая священный Дуб, включая и этот последний, покрыта двускатной крышей, с тою целью, чтобы предохранить совершителей богослужений под этим Дубом от непогоды и ветра. Прилегающая местность к священному Дубу представляет зеленую лужайку, засаженную множеством смоковничных, масличных и других ветвистых деревьев, под которыми любят проводить время евреи и хевронские мусульмане, чтящие Мамврийскую дубраву  наравне с православными.

Дуб Мамврийский как достопоклоняемое место получает в истории христианской церкви важное значение с древнейшего времени. Св. равноапостольная Елена, мать царя. Константина Великого, своим усердием воздвигла храм наравне с другими снятыми местами Палестины, между прочим, и при Дубе Мамврийском. Христианским храмом данное место отмечает на своей карте  и мадебский мозайчист VI века, называя Святой Дуб теми именами, какие ему усвояются до настоящего времени: «Теревинф» или «Мамри». Нужно думать, что политические перевороты, быстро сменявшиеся один за другим в Святой Земле и тяжело отзывавшиеся на достопоклоняемых местах христиан, не миновали и храм у Дуба Мамврийского, и он разделил печальную участь с остальными святыми местами Палестины. Наш паломник XII в. игумен Даниил, определяя местоположение Мамврийского Дуба, совершенно согласно с его настоящим местонахождением близ Хеврона, ни слова не говорит о храме при нем и лишь намекает на остатки здесь когда-то бывшего великолепного храма. «Есть же дуб святый, – пишет он, – у пути на близу, тамо идучи на правой руце, и стоит красен на горе высоце; и есть около корения его доле от Бога помещено мрамором белым, якоже помост церковный, помещено есть около дуба того всего доброго; и посреди помоста того вырос дуб святой из камени того дивен… И есть дуб не вельми высок, кроковат вельми и часть ветвми, и мног плод на нем есть; ветви же его близ земли приклонилися суть, яко муж может, на земли стоя, досячи ветви его; втолще же есть двою сажень моих около его, а голомя взвыше до ветвей его полуторы сажени. Дивно же и чудно есть столь много лет стоящу древу тому, на столь высоце горе, ни вредися, ни испорохнети, но стоит утвержен от Бога, яко ту первонасажен… Тут и воду показа Святая Троица Авраамови, и есть кладезь и доднесь под горою тою у пути близ. И та земля вся около дуба того зовется Мамбрия; да потому зовется дуб Мамбрийский. А от дуба того до Хеврона есть две версте».

И предания христианские, идущие от первых веков Церкви Христовой на земле и запечатленные в паломнических сказаниях, и предания мусульманские, связанные с этим Дубом, как местом священным и почитаемым, должны убедить всякого, что этот патриарх Мамврийской дубравы видел и пережил на своей жизни не мало веков из истории рода человеческого. Самый вид этого дерева в нынешнем довольно невзрачном состоянии или, выражаясь языком игумена Даниила, уже достаточно «испорохневшем» и «поврежденном», говорит за то, что верны слова Священного Писания: «Древняя вся мимоидоша, и быша вся нова». И эти почтенные руины мы должны беречь как святыню в память о прошлом былом здесь, которое связывает и нас христиан с ним. Бесспорно, лучшим средством для сохранения в роды родов этой священной дубравы будет служить навсегда христианский храм, о котором давно мечтали все благочестивые паломники, начиная с православных патриархов и лиц, царственных до простолюдина паломника. И мечте этой, видимо, близится конец. Невдалеке от священного Дуба на пригорке на площадке с большими усилиями разделанной путем взрывов скалы красуется уже весьма изящный храм с абсидой для алтаря и двумя такими же полукружиями по бокам его. Построен храм архитектором итальянцем из местного белого тесаного камня. Посредине здания возвышается легкий с просветами в тамбуре купол, увенчанный к изумлению и великой радости наших паломников ярко сияющим крестом, водруженным на нем лишь накануне прихода богомольцев к Дубу Мамврийскому в истекший сезон (1911 года) к празднику Святой Троицы.

Сооружением своим этот храм обязан исключительно личному мужеству и любви к храмоздательству нынешнего начальника нашей Духовной Миссии о. архимандрита Леонида (Сенцова), который решился на свой страх осуществить на деле заветную мечту многих. Сначала он построил здесь простое продолговатое здание для столовой паломников без Полукружий но с явным расчетом на возможную переделку его в храм в будущем. Когда возникли у о. архимандрита пререкания с местными городскими властями, подстрекаемыми людьми корыстными и злонамеренными, и когда ему напомнили о фирмане правительства, по которому русские не имели права здесь воздвигать храмов, школы и больницы, то о. Леонид заявил, что строится им столовая и никак не больше. Путем мирных бесед и, конечно, не без раздачи кому следует бакшишей, удалось дело относительно постройки храма притушить. Когда потом глаз обывателей попривык видеть на русском месте весьма изящное здание, именуемое трапезой, о. арх. Леонид решился к нему пристроить полукружия и возвести на нем купол с крестом. Не обошлось дело и на сей раз без волнений и бакшишей, но храм у Дуба Мамврийского ныне фактически налицо. О. архимандриту Леониду удалось даже получить на освящение этого храма и благословение Иерусалимского Патриарха, обычно достававшееся русским в других случаях не легко и не дешевой ценой. В Миссии уже лежат в готовом виде церковные облачения для этого храма, пожертвованные Ея Императорским Высочеством великой Княгиней Елизаветой Федоровной, а русские жертвователи из Москвы прислали для того же храма всю необходимую утварь и все, что требуется чином освящения храма. Остается дело за малым — получить от Султана на Хевронскую церковь фирман, но двухлетние усиленные хлопоты о. архимандрита Леонида в этом направлении остаются пока без результата… Набожный русский человек, однако, крепко верит, что желанный час освящения Хевронского храма близок. И если с великими усилиями и с большей проволочкой тянулось в Константинополе дело относительно приобретения Дуба Мамврийского, то ничего нет удивительного и в том, что и вопрос о храме близ него не проходит гладко и быстро…

Было бы желательно видеть православный храм и у самого Дуба Мамврийского. Если доверять игумену Даниилу, то хорошо бы включить священный Дуб в черту храма, и особенно  теперь,  когда он засыхает. Но и в своем настоящем виде эта почтенная руина имеет свою особенную незаменимую прелесть. Для богослужений под навесом у Дуба приготовляется стол со всеми необходимыми принадлежностями. О. архимандрит, духовенство, певчие и почетные паломники стоят под навесом, а богомольцы окружают тесным кольцом решетку, опоясывающую священный Дуб. Близ Дуба устанавливают хоругви и иконы, а изображение св. Троицы с горящей перед ней лампадой помещается посредине священного Дуба в самом начале его трехчастного разветвления. Висящий над головами паломников небесный свод, усеянный ярко мерцающими звездами, тихий шелест вечно зеленеющей листвы Священной дубравы в густом сумраке ночной прохлады, благочинное служение о. архимандрита, дивные песнопения в честь триипостастного Божества хорошо дисциплинированным хором миссийских певчих, разносимые эхом далеко по пустынным окрестностям Хеврона — все это производит на душу молящихся глубокое, умилительное впечатление.

Всенощная совершается под Дубом Мамврийским по чину Троицкой службы с выходом на литию для благословения хлебов, с величанием, с чтением акафиста Св. Троице по 6 песни канона и с помазанием елеем. Рано утром около 5 часов здесь же под Дубом на каменном престоле с переносным антиминсом совершается собором во главе с о. архимандритом торжественная Литургия, причем, невдалеке от этого места поставленный стол служит жертвенником. Во время малого выхода с Евангелием и во время великого выхода со Святыми Дарами обходят Священный Дуб кругом. За литургией многие из паломников приобщаются Святых Таин. По окончании литургии служится молебен Святой Троице и совершается крестный ход по всему миссийскому владению с осенением крестом и окроплением святой водой на всех четырех сторонах его. Заключением этих торжеств служит чай и легкий завтрак для почетных гостей в миссийском доме. Паломники, получив чай с хлебом и горячий суп со стаканом хевронского вина в нижних комнатах того же здания спешно покидают Хеврон, стараясь к вечеру возвратиться в Иерусалим.

Праздничное оживление у Дуба Мамврийского царит целый день. Из Хеврона приезжают и приходят на весь день многие семьи мусульман и евреев и, расположившись на лужайках под тенью ветвистых сикоморов, наслаждаются чистым, горным воздухом и смотрят на религиозные и бытовые картины из жизни русских паломников, из коих многие остаются здесь до вечера. Власти городские, прекратив на этот день официальные занятия, являются на русское место к Дубу Мамврийскому, чтобы поздравить о. архимандрита, начальника русской Духовной Миссии, с праздником и встречают с его стороны радушное гостеприимство и даже получают подарки. О мусульманском фанатизме хевронских обитателей едва ли ныне и можно говорить. До какой степени ныне ослабел среди них по отношению христиан фанатизм разительный пример этого можно видеть в том, что в подъеме креста на новостроящийся храм у Дуба Мамврийского принимали участие главным образом рабочие — хевронские мусульмане…

Многие из русских паломников не спешат вернуться в Иерусалим вместе с кавасом, а остаются некоторое время в Хевроне и у Дуба Мамврийского. Эти паломники осматривают обширный миссийский виноградник, в подробностях знакомятся с удобствами во всех отношениях прекрасно обставленного обширного приюта для паломников — простецов и интеллигентных и с ведением в нем сложного хозяйства; взбираются на высокую сторожевую в три этажа, башню, с площадки которой любуются прекрасной панорамой хевронских окрестностей, утопающих в роскошной зелени обширных виноградников, Средиземного и Мертваго морей и прииорданской долины; посещают многочисленные пещеры, служившие некогда усыпальными склепами, а позднее превращенные в точила для выжимания виноградного сока, и не минуют непременно испить кристальной чистоты воды в колодце Авраама, который находится недалеко от дубравы в лощине под пригорком. Крепкие на ноги паломники отправляются даже в город, отстоящий от русского участка на полчаса пути, бродят по базарам города и доходят до «сугубой пещеры», в которой были погребены праотцы Авраам, Сарра, Исаак, Ревекка, Иаков и Лия, и над которой св. царицей Еленой был построен величественный храм, обращенный ныне, в мусульманскую мечеть. Так как вход в мечеть для христиан строго возбраняется, то паломники могут лишь полюбоваться издали на это величественное здание и в субботний день посмотреть на приходящих и плачущих у стен этой  мечети хевронских евреев. Но и эти русские паломники, отставшие от каравана, стараются сократить всячески время пребывания в Хевроне и спешат на ночлег в гостеприимную русскую Бет-Захарию.

Утром после обедницы, совершаемой на развалинах древней церкви, напившись чаю, паломники внимательно осматривают хозяйственные постройки Бет-Захарии, разнообразные древесные насаждения и виноградники, посещают многочисленные пещеры и древние маслобойни и т. д. Подкрепившись на братской трапезе и немного отдохнув, паломники держат путь в монастырь св. Георгия, великомученика Бейтджальскаго, отстоящий от Соломоновых прудов на полчаса пути.

Этот бедный монастырь, огражденный высокими стенами, привлекает наших паломников под свой гостеприимный кров поэтической легендой о популярном и весьма чтимом на Руси великомученике Георгие Победоносце на белом коне, помогавшем создателю этого монастыря в отыскании украденного у него имущества и в ограждении от козней дьявольских, всячески мешавших осуществлению его благого намерения. Св. великомученик, по этой легенде, своим копьем очертил границы будущего монастыря и в круге вонзил свое копье, от которого этот монастырь и получил свое наименование: «Копье св. великомученика Георгия». Известности этого монастыря среди наших паломников много помогают и рассказы туземцев о многочисленных в этой обители исцелениях людей, одержимых демонами, бесноватых и сумасшедших. Из окрестных деревень этого рода больных весьма часто приводят в этот монастырь и здесь их приковывают цепями к западной стене монастырского храма, и в таком положении на соломе, служащей им постелью, на скудной пище выдерживают их в течение продолжительного времени. По рассказам иноков и туземцев, нередко бывают случаи полных исцелений от болезни и возвращения здравого рассудка у лишенных его.

Из монастыря св. Георгия паломники заходят иногда для краткого отдыха на двор женской Бейт-Джальской учительской семинарии Палестинского Общества, и потом, спустившись под гору живописного Бейт-Джальского селения, тинистыми масличными рощами по шоссейной дороге выходят на хевронскую дорогу. Не доходя мечети над гробницей Рахили, они сворачивают в Вифлеем, чтобы помолиться в последний раз в Вертепе Рождества Христова. Здесь паломники ночуют, слушают утреню и Литургию в Вертепе, пьют чай, и, побродив по многочисленным лавкам с перламутровыми изделиями, чтобы накупить в благословение Святого Града и Вифлеема крестиков, четочек, картинок и других недорогих вещиц для своих родных и добрых знакомых на далекой родине, к вечеру по хорошо знакомой дороге возвращаются уже прямо в Иерусалим на русские постройки.

Путешествием к Дубу Мамврийскому на Троицу паломнический сезон в Иерусалиме оканчивается. Самые запоздалые в Святом Граде паломники теперь спешат с первым отходящим пароходом отбыть в Россию. На русских постройках в Иерусалиме жизнь, бившая ключом все время, замирает до августа месяца. Некоторое оживление в последнее время вносят лишь экскурсанты и учащаяся молодежь, посещающие Святую Землю в каникулярное время, главным образом с целями образовательно-воспитательными.

Праздник Святой Троицы на Сионской горе и у Дуба Мамврийского в Хевроне.
Профессора А. А. Дмитриевского. 1913