ИСТОРИЯ РУССКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ В ИЕРУСАЛИМЕ

АРХИМАНДРИТ НИКОДИМ (РОТОВ)

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. УЧРЕЖДЕНИЕ РУССКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ В ИЕРУСАЛИМЕ И ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ

ГЛАВА II. ВОЗРОЖДЕНИЕ РУССКОЙ ДУХОВНОЙ МИССИИ В ИЕРУСАЛИМЕ ПОСЛЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ И ЕЕ ЖИЗНЬ ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ЕПИСКОПА КИРИЛЛА И АРХИМАНРДРИТА ЛЕОНИДА (КАВЕЛИНА)

ГЛАВА III. АРХИМАНДРИТ АНТОНИН (КАПУСТИН) И РУССКАЯ ДУХОВНАЯ МИССИЯ В ИЕРУСАЛИМЕ ПОД ЕГО УПРАВЛЕНИЕМ

ГЛАВА IV. РУССКАЯ ДУХОВНАЯ МИССИЯ ОТ СМЕРТИ ОТЦА АНТОНИНА ДО ВОЙНЫ 1914 ГОДА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. НАЧАЛЬНИКИ РДМ  

Печатается по изданию:
Серпуховский Высоцкий мужской монастырь,
1997

ПРЕДИСЛОВИЕ

В июне 1997 года во время визита в Святую Землю Святейшего Патриарха Алексия Второго было торжественно отмечено 150-летие Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Это празднование совпало с возрождением и оживлением паломничества из России ко Гробу Господню и другим величайшим святыням христианского мира.

Сорок лет назад, проходя свое служение в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, приснопамятный Митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, Патриарший Экзарх Западной Европы, бывший тогда в сане архимандрита, написал курсовое сочинение на тему: "История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме". За этот труд в 1959 году Советом Ленинградской Духовной Академии архимандриту Никодиму была присуждена ученая степень кандидата богословия.

Уместно привести выдержки двух рецензентов этой работы. Вот что написал тогда проф. А.И.Иванов: "Курсовое сочинение архимандрита Никодима, представленное на соискание ученой степени кандидата богословия, обращает на себя внимание прежде всего своим обширным объемом. Оно занимает свыше 500 страниц машинописи убористого шрифта. Довольно внушительное впечатление производит и привлеченный автором научный аппарат. В списке источников и пособий поименовано свыше 70 печатных изданий и около 700 архивных дел из Архива Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, на которое в тексте сочинения имеется 651 ссылка... Автор не только основательно проштудировал обширную печатную литературу по вопросу, но и собрал весьма большой и ценный архивный материал. На основании этого материала он представил довольно полную и обстоятельную картину той обстановки на Востоке, в которой должна была протекать деятельность Русской Духовной Миссии. Вместе с тем, в сочинении архимандрита Никодима впервые излагается в хронологической последовательности полная внешняя история нашей Духовной Миссии в Иерусалиме в смысле смены ее начальников и личного состава, материального положения, взаимоотношения с Иерусалимской Патриархией, инославными Миссиями и русскими гражданскими представительными органами и общего направления ее деятельности.

Некоторые из сообщаемых автором сведений заслуживают внимания как в научном, так и в практическом отношении."

Другой рецензент — священник Иоанн Белевцев в своем отзыве указал: "Специального исследования на данную тему в объеме рассматриваемого сочинения, исключая труды, посвященные отдельным вопросам, в нашей исторической литературе нет. Поэтому появление труда архимандрита Никодима на очень важную и полезную тему, в котором подробно и основательно, по стройному и логичному плану излагаются сведения о жизни и деятельности Русской Духовной Миссии более чем за столетний период ее существования, можно только приветствовать. В своем труде архимандрит Никодим сообщает много нового и интересного материала, которого мы не найдем ни в одном другом сочинении, а вторая половина главы 3-й об архимандрите Леониде (Кавелине), глава 4, где говорится о жизни и деятельности Русской Духовной Миссии под руководством преемников архимандрита Антонина (Капустина) — архимандритов Рафаила, Александра и Леонида И, и заключение, в котором дается обзор жизни и деятельности Миссии с 1918 года по настоящее время, является вообще новой страничкой в нашей исторической литературе по данному вопросу."

Автор данных строк знает, как отец Никодим, находясь в Святом Граде Иерусалиме, помимо исполнения своих повседневных послушаний интенсивно трудился над изучаемым вопросом, работая над архивными документами Миссии, которые до тех пор не были использованы учеными. В этом большая ценность диссертации, написанной на основе подлинных документов. С тех пор, кажется, никто не обращался к этой теме. И, видимо, настало время принять эстафету у автора истории Русской Духовной Миссии современным исследователям, чтобы тоже по архивным документам и публикациям написать новейшую историю Миссии, доведя ее до наших дней.

Надеюсь, что данная книга явится хорошим научным справочным материалом, особенно имущественного и юридического порядка, так важного сейчас, когда России и Русской Православной Церкви необходимо проявить свое духовное попечение о соотечественниках, направляющих свои стопы во Святой Град Иерусалим.

А публикация данной книги - дань памяти автору в преддверии исполняющегося в 1998 году 20-летия со дня его кончины и в следующем, 1999 году, — 70-летия со дня рождения.

Диссертация печатается с некоторыми сокращениями.

МИТРОПОЛИТ КРУТИЦКИЙ И КОЛОМЕНСКИЙ ЮВЕНАЛИЙ

8 сентября 1997 года

ВВЕДЕНИЕ

Много на земле дорогих имен, названий городов и святых обителей, при воспоминании о которых в сердце православного человека возбуждается особое теплое и святое чувство. Такие имена и названия имеют большее или меньшее число своих почитателей. И только одно место на земном шаре имеет универсальное значение для христиан всех времен и народов. Много веков миллионы людей устремляют туда свой взор. Этот уголок земли настолько тесно в человеческом созна­нии соединен с Тем, Кто для человечества "и жизнь, и дыхание, и вся", что когда о нем говорят, то мысль невольно переходит от земли на небо. Где же этот благословенный уголок? "Есть на Востоке, под си­ним сводом небес, небольшой уголок земли, предназначенный издревле Самим Творцом быть сосредоточием чаяний всех народов и племен, ищущих истинного Бога и провидения Его на земле. Как сердце в человеке, так этот обетованный край в течение тысячелетий изливал из себя, как из родника чистого и неиссякаемого, силу жизни духовной и истины неземные, указывающие человеку на идеал, к которому он неустанно должен стремиться, дабы достигнуть совершенства. В представлениях христианских народов обетованная эта страна всегда казалась вершиной мира, увенчанная Животворящим Крестом, на котором принесена была страшная жертва о роде человеческом"[1].

Этот центр "чаяния языков'' есть приморская страна Палестина со святым градом Иерусалимом. Всегда для последователей воплотившегося Бога Слова эти места были самыми священными. Распаляясь любовью к своему Спасителю, они предпринимали многолетние труды, чтобы посмотреть, поклониться и облобызать места, связанные с земной жизнью Сына Божия.

Наряду с другими языками, приходящими с запада и моря и востока, с севера в Святую Землю стремились русские люди, чтобы к подножию Божественной Голгофы принести сердечную молитву за свою Святую Русь. С древних времен стремились они облобызать палестинские святыни. Часть имен таких благочестивых паломников вошла в историю, большинство остались безвестными. Среди таких паломников, ведомых и неведомых для истории, были и миряне, и представители "духовного чина". Все они приезжали в Иерусалим, жили некото­рое время, путешествуя по святым местам Палестины, и возвращались домой с воспоминаниями обо всем виденном. Чем дальше уходило человечество от времени Рождества Христова, тем больше русских людей устремлялось к Вифлеемскому вертепу, Живоносному Гробу и Божественной Голгофе. Но все эти поклоннические путешествия имели индивидуальный, частный характер. Не было в Палестине места, где бы возносилась постоянная молитва на русском языке за родную землю, где бы чувствовался русский дух и где бы российские богомольцы почувствовали бы себя дома.

Только в середине XIX-го века около Гроба Господня Русская Церковь организовала свое постоянное представительство в виде Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, которая для русских паломников стала постоянным прибежищем во всех их нуждах. Во время учреждения Русской Духовной Миссии Святейший Синод и русское правительство в Петербурге думали и о наших паломниках, но далеко не в первую очередь. Причины отправления Русской Духовной Миссии в Иерусалим, главным образом, заключались в том, что Православие в Палестине в то время было в жалком состоянии, и Миссии ставилось главнейшей задачей поддержать Православную Иерусалимскую Церковь. Другой не менее важной задачей для Миссии было по мере ее возможности укреплять русское влияние на Ближнем Востоке.

Но прежде чем говорить о самой Миссии и о выполнении высоких задач, поставленных перед ней, нужно посмотреть, какова была обстановка, в которой предстояло трудиться нашей Миссии, что представляла из себя Палестинская Церковь в сороковые годы прошлого века, когда Миссия начала свое бытие. Верующий народ, составляющий Иерусалимскую Церковь, представляет собой остатки туземного населения, живущего тысячелетия в Палестине. Ввиду исторических условий это население смешивалось со многими народами, которые за истекшие века прошли через эту страну. Ввиду того, что это население говорит на арабском языке, его все называют арабами. Настоящих же арабов, потомков Измаила, в Палестине не так много, всего несколько тысяч человек, которые живут в пустынях и называются бедуинами. Бесконечные кровопролитные войны на территории Палестины, сопро­вождавшиеся разорением мирных жителей, переход из одного рабства в другое, часто с насилием над совестью народа в религиозных вопросах - все это создало в Палестине тип местного жителя, основными чертами которого были забитость, грубость, хитрость и не всегда постоянство в отеческой вере. "Последователи закона Иеговы в цветущее время царства Иудейского, язычники при греках и римлянах, они же, когда воссияло Солнце Правды, составили первое стадо Христово. При покорении Святой Земли арабами, большинство отступило от христианства, меньшая же часть осталась и доныне верною учению Родивше­гося, Жившего и Умершего среди них и составляет паству православного Иерусалимского Патриархата"[2].

Отрицательные качества, вкоренившиеся в жизни Палестинских христиан, суть только наносный слой, под которым таятся духовные богатства: арабы помрачены невежеством и грубы, но в них таятся зародыши духовного обновления. Это даровитый народ[3]. Невежество и дикость были еще следствием страшной бедности.

Жители деревень — феллахи — свои участки земли обрабатывали плохо. Они могли бы собирать богатейшие урожаи, но природные богатства не использовались рационально. Такая пассивность объясняется просто тем, что все палестинское население не было уверено в своем завтрашнем дне. Сельское хозяйство в Турецкой империи не развивалось. Во многих семьях молодые арабы насильно забирались в армию султана и оттуда возвращались стариками, если оставались живы. Войны разоряли феллахов. Турецкие чиновники безжалостно готовы были забрать все без остатка, что имело у себя население. Потому и получилось пассивное отношение палестинских феллахов к труду и представляющаяся, на первый взгляд, их леность. Во взаимоотношениях друг с другом арабы честны и вежливы, а гостеприимство их известно всем[4].

"До XVII века на престоле св. Иакова мы видим патриархами безразлично то туземцев, то уроженцев иных стран. Со времени же покорения Палестины арабами, патриархи Иерусалимские, согласно политическим видам калифов, избирались исключительно из туземцев (Византия в то время была еще не покорена турками — А.Н.). Обычай этот соблюдался до 1534 года, когда после смерти Патриарха Дорофея был избран его наследником Герман, уроженец морейский, и с этого времени мы не видим более туземцев на Иерусалимском престоле.

Досифей, историк Иерусалимского Патриархата, рассказывает о причинах, обусловивших лишение туземцев права восседать на пре­столе св. Иакова.

В конце XV и начале XVI столетий Иерусалимский престол от неспособности туземных патриархов пришел в такой упадок, что бого­служение совершалось в полотняных ризах, с железными трикириями и медными сосудами. Многочисленные обители и святыни были ус­туплены иноверным, а туземное духовенство, ревниво охранявшее свои выгоды, не допускало в состав свой константинопольских пришельцев. В таком положении находились дела Патриархата, когда после смерти Дорофея Иерусалимский Синод избрал на его место Германа, родившегося в Морее, но с детства жившего в Египте и Палестине и настолько усвоившего себе местные языки и обычаи, что все его при­нимали за туземца, не подозревая его действительного происхожде­ния. По вступлении на патриарший престол Герман стал мало-помалу замещать греками высшие духовные должности и, когда умер после­дний из туземных членов Иерусалимского Синода, постановил прави­лом не избирать впредь туземцев на места высшей духовной иеруса­лимской иерархии.

Если нет оснований отвергать постановления, приводимого Досифеем, то нельзя согласиться с приводимыми им причинами, обусло­вившими такое постановление. Что положение Патриархата в это вре­мя было бедственное, не подлежит сомнению, но не от неспособности туземных патриархатов, а от тех войн и междуусобий, которые в тече­ние девяти веков сряду разоряли Святую Землю и при которых тузем­ные патриархи успели, однако же, спасти и сохранить свою паству. За это тяжелое для православных время неизвестна ни одна доброволь­ная уступка православных монастырей и святынь иноверным общи­нам, кроме уступок, сделанных уже в XVI веке грузинами, и которые объясняются бедственным положением в то время самой Грузии и не­расположением Грузии именно к константинопольским пришельцам, занявшим Иерусалимский патриарший престол[5].

Сами греки, используя это предание в своих целях, не верили, что оно действительно существовало[6].

Дальнейшее описание образа жизни и управления греками Цер­ковью покажет, что все сказанное ими по отношению почивших иеру­салимских патриархов из туземных арабов вполне приложимо к ним самим, ибо, кроме финансовой стороны, церковная жизнь в Иерусалиме и его Патриархате настолько была разложена, что, по словам самих же греков, походила на расслабленного, лежащего у Овчей купели[7]". Во­сточная Церковь стала безжизненна и требует обновления"[8] - гово­рили они.

Прежде чем говорить о качествах Иерусалимского клира, нужно выяснить, что он из себя представлял количественно. В половине XIX пека двадцать пять тысяч православных Палестины составляли па­ству четырнадцати епархий. Каковы были эти епархии, видно из того, что некоторые из них включали в себя по одному городу или деревне. Так, митрополия Петры Аравийской заключалась в одной деревне Керак, архиепископство Газское имело в себе одну Газу, у епископа Филадельфского была только одна деревня Сальт, в Вифлеемскую мит­рополию, кроме Вифлеема, входила еще деревня Бейт-Сахур, по три деревни имели архиепископы Севастийский и Неапольский, Назаретская и Скифопольская митрополии состояли из шести деревень каждая и т.д. Только самая большая митрополия — Птолемаидская - имела в своем составе один город (Акко) и 15 деревень, в которых жило 3.720 православных душ. Город Иерусалим и 12 деревень были в не­посредственном подчинении у Патриарха.

Многие епархии сделались почти титулярными, так как называ­лись они по именам городов, которые уже не только перестали суще­ствовать, но и утратили свое название. Только эти древние титулы па­лестинского епископата напоминали о существовании когда-то этих городов (Птолемаидский, Кесарийский, Скифопольский, Севастийский и т.д.). В Иерусалимском Патриархате имеются и чисто титулярные епископы, например архиепископ Иорданский.

Все епархии и настоятельские места в монастырях были заняты греческими пришельцами из Эллады или с островов Средиземного моря. Настоятелей монастырей часто ставили из диаконов и послушников, несколько лет проживших в Патриархии на послушании и получав­ших только пищу и одежду и ни копейки денег. В награду за это их посвящали в иеромонахи и назначали игуменами. Приходское духо­венство пополнялось и детьми священников, причем, если у священни­ка много детей мужского пола, то один мог поступать в духовное зва­ние, а остальные должны были заниматься ремеслом или сельским хо­зяйством. Приходские общины могли избирать священника и из своей среды или вообще из мирян. Выбор прихода не мог быть отменен.

Как высшее духовенство, так и приходское, т.е. и греки, и арабы, были весьма не на высокой ступени по своему образованию, да к тому же и не особенно стремились получить его. Епископ Порфирий Успен­ский справедливо отзывался и о тех и о других.

В записке "о положении Иерусалимской Церкви" он так харак­теризует церковный клир Палестины с этой стороны: "Нет и надежды, чтобы в Иерусалиме занялась заря духовного просвещения. Думают, что науки не нужны и вредны... Так как принято за правило давать высшие степени церковным сборщикам милостыни или игуменам монастырей за их труды и за деньги, то все равнодушны к учению, и каж­дый молодой инок думает только о том, как бы получить доходный монастырь или нажить деньги во время сбора милостыни". В жалком положении находится арабское духовенство Палестины: оно невеже­ственно, бедно и своенравно. "Сельские священники, говорит записка, - хотя и умеют читать и писать, но по недостатку образования не понимают ни своей веры, ни своих обязанностей, таинства и обряды совершают неправильно и небрежно, о чистоте церквей не радят так же, как и об опрятности домов своих, курят в них табак, держат ячмень или солому, а иные загоняют и скот свой в них. На них отражается темнота греческого духовенства и еще более густеет. Но они не вино­ваты, ибо некому просветить их и наставить. К чести арабских священ­ников должно сказать, что они трезвы, целомудренны и не без усердия занимаются обучением деревенских мальчиков церковной грамоте"[9]. “Сельское арабское духовенство до того бедно, что священники поневоле теряли понятие о своем достоинстве и подвергались всем нравственным последствиям безвыходной и презираемой нищеты; са­мые церкви в самом жалком положении, доходов никаких не имеют и поддерживаются греками только потому, что чувства соперничества с латинянами не дозволяют им упразднять храмов Православия; удиви­тельно только то, каким образом сами собою не уничтожились эти храмы, и церковнослужители оных еще усердствуют в исполнении са­монужнейших обязанностей?”[10].

Епископ Порфирий не первый заметил и справедливо указал на необразованность и невежество палестинских пастырей. "Наше Ми­нистерство иностранных дел указывало Святогробскому братству на его пренебрежительное отношение к образованию. В 1841 году наш консул писал епископу Фаворскому Иерофею, считавшемуся тогда преемником Иерусалимского Патриарха: "Духовенство Гроба Господ­ня, будучи чуждо всего мирского и не видя происходящего на Востоке преобразования, сосредотачивает свои заботы в стенах храма и других святых местах. Но так мало заботы о христианах, что оказывается недостаток в людях грамотных для избрания в священники"[11].

В редких православных школах Палестины без надлежащих учителей могли обучать детей только чтению и письму на арабском и греческом языках. В школах обучались только мальчики. Метод пре­подавания был — взаимное обучение. Многие считали, что среди ара­бов этот прием был наиболее плодотворным. В то же время изучение 2-х языков для детей было делом нелегким. Из школы дети выходили совершенно без знания Закона Божия. В школах не преподавались ни Священная История, ни Катихизис. Этих предметов совершенно не было даже в переводе на арабский язык. Имея только элементарную грамотность, молодое поколение не знало совершенно своей отеческой веры. Посему и народная жизнь была часто далека от евангельских идеалов.

Школьное обучение поставить надлежащим образом было неко­му из-за всеобщего отсутствия вполне грамотных людей.

Необходимо было иметь семинарию в Патриархии, в каждой епар­хии нужны были школы, насущная потребность была в большой сети приходских училищ. При всей своей предубежденности к учению мно­гие члены Синода искренне, другие просто для приличия, высказыва­лись за устройство школ, но тут же оговаривались, что на это необхо­димое дело так же, как и на благоустройство церквей и на создание сельскому духовенству человеческих условий, не хватает средств.

"Между тем, во всем православном мире ни одна епархия не обладала такими денежными средствами, как вторая по малолюдству Иерусалимская Патриархия... Только Александрийская Патриархия еще малолюднее ее"[12].

Необходимо теперь выяснить материальную базу Палестинско­го Патриархата, так как многие отрицательные явления в его жизни обычно сваливались на бедность[13].

С апостольских времен церкви многих городов делали сборы пожертвований для верующих Иерусалима. Впоследствии, когда па­ломники во множестве стали посещать Святую Землю, их пожертвова­ния стали тоже значительной поддержкой для Церкви в Палестине. Многие благочестивые христиане по разным причинам не могли сами посещать святые места, но при удобном случае старались послать свои посильные жертвы в Иерусалим, чтобы у святого Гроба и на Голгофе вознеслись бы за них молитвы. Также и в храмах Вифлеема, Назарета и других мест священных поклонений эти лепты были не только сильной поддержкой, но и главным источником их материального благосо­стояния. Когда все эти многочисленные средства употреблялись на церковные нужды, то этих средств хватало для нормальной жизнедеятельности Иерусалимского Патриархата. С течением времени "первоначальное назначение огромных доходов, коими пользовалась Иерусалимская Патриархия, было забыто. Они шли в распоряжение Патриарха, вместе с большей частью пожертвований из России, а иерусалимская Церковь была бедна и бедность усугублялась тем, что приноше­ния поклонников расходились по карманам архиереев, а на нужды церквей и монастырей не доставалось почти ничего"[14].

О денежных делах, о количестве пожертвований и других по­ступлениях в казну храма Гроба Господня можно говорить только приблизительно, сугубо ориентировочно, так как это самая строгая тайна тех, кто стоит у руководства церковной жизнью Святой Земли.

Казну Святогробского храма и Патриархата можно сравнить с огромным озером, в которое с разных сторон и разной величины текут всевозможные денежные источники. Такие источники можно разде­лить на две категории. Во-первых, это доходы с недвижимого имуще­ства, во-вторых, — бесчисленные пожертвования деньгами и различ­ными предметами.

Недвижимое имущество Иерусалимской Патриархии было весьма значительно. Богатые имения принадлежали Иерусалимской Церк­ви в придунайских княжествах Молдавии, Валахии и Бессарабии. Менее доходные владения имелись в Грузии.

Многочисленные подворья-метохи, сады, доходные дома, торговые лавки, мельницы давали доходы, которые собирались монахами, управлявшими этим имуществом. Московское подворье приносило колоссальный ежегодный доход от усердия благочестивых москвичей. Все подворья, кроме денег, к Гробу Господню посылали во множестве и другие натуральные пожертвования.

Вторая категория доходов Иерусалимского Патриархата, т.е. пожертвования богомольцев, была тоже значительна. С того момента, как поклонники святых мест вступали на яффский берег, начинались всевозможные сборы под многими предлогами и, прежде всего, запись поминовений о здравии и о упокоении. Взнос на поминовение бывал разный и определялся он предполагаемой состоятельностью того или иного поклонника и числом имен, записываемых в синодик. Некото­рые взносы за поминовение были весьма значительны и доходили до нескольких тысяч пиастров, менее же 200 не вносили.

Правда, конфискация Россией в Румынии Святогробских име­ний лишила Иерусалимскую Патриархию 2/3 бывших доходов, но и остающаяся 1/3 была достаточна не только для ее существования, но и для поддержания местной паствы[15].

Кроме того, как бы в восполнение этого потерянного дохода, из России иногда поступали весьма крупные единовременные пособия[16], которые, однако, греками рассматривались не как дар, а как возвраще­ние своей собственности[17].

Конечно, такое неодобрительное отношение к российской милос­тыне, благодаря отобранию земельных угодий, было вполне понятно. Ведь милостыня могла быть сокращена в любой момент, или, благодаря каким-либо внешним условиям (войны и т.д.), совсем прекратится. Земельные же угодия были более надежными в смысле материального обеспечения.

Приблизительно определяли, что доход Святогробской казны, находящейся в распоряжении Синода, равнялся 3.450.000 пиастров[18].

В переводе на русские деньги это было около 260.000 руб., так как по тогдашнему курсу пиастр к рублю котировался как 13 коп.[19]

Несмотря на приблизительность этого подсчета, все же нужно сказать, что доходы Патриархии представляли внушительную цифру, на которую для Православия можно было бы сделать немало. Но, к сожалению, много средств по бесхозяйственности тратилось бесполез­но. "Непрестанно покупаются дома в Иерусалиме и в Яффе без вся­кой нужды. Отдаются деньги в рост и от несостоятельности должни­ков пропадают. Непрестанные тяжбы с латинянами и армянами погло­щают множество денег. Велико богатство, прилагаемое Гробу Господ­ню, но оно иждивается без предварительного расчета потребностей и вероятностей и без соответственной им раскладки сумм, без общих со­вещаний и без гласной и строгой отчетности"[20]. Расходы Гроба Гос­подня определяются приблизительно в 1.660.000 пиастров, т.е. около 127.000 руб. Около половины всех расходов уходило на содержание Патриарха и Святогробского монастыря. Меньше 10% приходов шло на содержание храмов, на расходы по училищам и на жалование про­поведников расходовалось значительно меньше 10% от общего расхо­да, мизерная частичка ассигновывалась на помощь Антиохийскому Патриарху (меньше 2%), процентов семь от общего расхода уходило на милостыню. Кроме того, из общей казны небольшая сумма выдава­лась на уплату податей за Вифлеем, Бет-Джалу и за рабов Савинского монастыря. Помимо прочих расходов, платилось еще жалование ту редкому чиновнику, смотрящему за постройками в монастырях, архи­тектору и досмотрщикам за работами. Перечень расходов Иерусалим­ского Патриархата был бы не полным, если бы мы не включили сюда еще одну статью с весьма внушительной цифрой. Это статья - раз­личные подарки чиновным туркам и многим мусульманам, которые почти физической силой, иногда граничащей с разбоем, заставляли Патриархию давать им немалые деньги и этим покупать себе относительный покой[21].

При беглом сравнении цифр прихода и расхода сразу бросается в глаза, что достатки в Святогробской казне имелись и весьма значи­тельные.

Разбирая вопрос финансового состояния храма Святого Гроба, мы говорим об общих доходах и расходах казны Иерусалимского Пат­риарха. Теперь еще нужно выяснить, каково было материальное бла­госостояние отдельных членов православного клира в Палестине.

Средства, отпускаемые на содержание иерусалимского клира из общей Святогробской казны, были вообще невелики.

Все монашествующее духовенство, жившее при храме Гроба Гос­подня, представляло из себя монастырь с нестрогим общежитием. Все обитатели этого монастыря, в зависимости от своего церковно-общественного положения, получали определенное натуральное довольствие.

Во главе всех дел Синода, когда отсутствовал Патриарх, стояли четыре человека, два из которых были патриаршими эпитропами. Этот "малый кворум" Синода и был распорядителем кредита, если не юри­дически и полностью, то практически и в значительной степени.

Каждый епископ, живший при Святом Гробе, получал из Святог­робской казны пищу и одну рясу на год. Кроме этого, более чем скуд­ного содержания, епископы за совершение заказных богослужений, которые они служат с определенной очередностью, могли получить около 500 руб. в год. Бывали еще и подаяния паломников в виде пожертвований.

Святогробские архимандриты и иеромонахи получают от треб доходы, которых хватало на прожитие, игумены монастырей тем более чувствовали себя независимо в финансовом отношении.

Только диаконы и послушники были в положении пасынков. Им давалась одежда и питание. Денег они совсем не получали, но они жили упованием на будущее, так как в награду за их терпение они возводились в сан иеромонахов и получали в управление монастыри или метохи.

Только несчастное приходское духовенство, старавшееся дать своим паствам свет истины, какой оно только могло дать, не имело сносного существования и не рассчитывало ни на какое улучшение в будущем. Бедность, нищета были уделом сельских иереев. Прихожане сельских церквей были сами очень бедны.

Духовенство, наживая от паломников большие богатства, ничего не хотело сделать для улучшения их быта в Иерусалиме. Даже, когда они заболевали, то больных выкидывали на улицу, где им грозила по­чти неминуемая смерть[22]. Даже для обездоленных судьбою калек, си­рот и вдов не было приюта в восемнадцати монастырях иерусалимс­ких. Их не принимали туда и отталкивали, как проклятых. Там не было ни больниц, ни богадельни для православных христиан.

Братского духа не было и в помине. Отсутствовала дисциплина и младшие не считали нужным подчиняться старшим[23].

Еще на заре христианства великий апостол языков писал, что во Христе "несть элин, ни иудей, варвар и скиф" (Кол. 1, 3). Эту истину Церковь претворяла в жизнь везде, куда проникали благодатные лучи евангельского света.

Сами архиереи не чувствовали никакой ответственности за по­рученные епархии. Пастырская совесть их была заглушена многими терниями, а внешней ответственности не было, так как Патриарх все время жил в Константинополе, да к тому же и его не очень боялись, "Живя постоянно в Константинополе, управляя Патриархатом через своих наместников, иерусалимские патриархи были сами, если можно так выразиться, не более как членами Константинопольского Сино­да"[24]. Поэтому подчиненные были зависимы от них только номиналь­но. Архиереи знали, что у них далеко в Константинополе есть Патри­арх, православное население знало, что у них есть архиереи, но руко­водства и взаимного духовного общения не было.

Задавленные нищетой и всяческими лишениями миряне к своим иноземным и иноязычным владыкам относились со смирением, терпе­нием, повиновались им в силу необходимости. Это были отношения рабов к господам.

Иерусалимские владыки тоже были не довольны существующим состоянием своих дел. К забывшему свой долг пред Богом и Церковью православному епископату Палестины приложима была притча Спасителя о недостой­ных виноградарях. Только палестинский церковный виноградник дру­гим делателям отдан не был, а расхищать его начали все, кто мог. О том, как и кем расхищался виноградник святого апостола Иакова и пойдет дальше речь.

Иерусалим - единственный в своем роде город, куда устремле­ны очи многочисленных почитателей трех религий. Иудеи и мусульма­не наравне с христианами считают его священным городом. Все хрис­тиане свято чтут дорогие для них священные места в Святом Граде. Поскольку Иерусалим является средоточием стольких языков, особен­но интересно проследить, каковы взаимные отношения людей, имею­щих одного Господа - Христа, но не согласных в догматах и обрядах.

"Святые места Палестины с давних времен служили предметом поклонения для всех христиан в духе мира и любви, в тишине и безо­пасности. Даже завоевание Иерусалима арабами, ничего существенно не изменило в этом отношении, так как Омар, пощадив храм Иерусалимский, предоставил православному Патриарху хранение всех свя­тых мест, и его же ведомству и власти подчинил всех живших тогда в Иерусалиме разноверных христиан и всех поклонников, приходивших из разных стран. Православные патриархи спокойно дозволяли всем вообще христианам поклоняться святым местам и священнодейство­вать там. Но когда Иерусалим попал в руки крестоносцев, то право­славные патриархи принуждены были оставить Святой Град, в кото­ром началось теперь исключительное господство папистов, продолжав­шееся впрочем недолго. Саладин, изгнав крестоносцев, вновь предос­тавил православному Патриарху право владеть всеми святыми места­ми, и хотя с этого времени в Иерусалиме, кроме православных - ара­бов, грузин и сербов, стали селиться копты, сириане, абиссинцы, марониты и несториане, и все они имели свои особые алтари около Гроба Господня и свои монастыри внутри города, но все жили в нерушимом мире с православными. Этот мир был нарушен только после завоева­ния Палестины турками в начале XVI столетия, когда в Иерусалим пришли и поселились в нем католики монахи-францискане, и потом армяне из турецких областей. Те и другие стали заявлять притязания на обладание святыми местами"[25].

С этого времени начинается недостойная для христиан борьба за право обладания святыми местами, в которую чаще всего входили обман, подкуп и физическая сила. Споры происходили из-за Гроба Гос­подня и Голгофы, со святынями, окружающими их Гроба Божией Ма­тери в Гефсимании, Вифлеемского вертепа и храма над ним.

"Сущность споров сводится к тому, что греки считают себя един­ственными законными обладателями и распорядителями святых мест, что не признают латиняне и армяне, требующие с греками соучастия своего в праве обладания и распоряжения теми или другими святыми местами"[26]. 

Борьба была часто неравная, так как греки были подданными султана и к ним относились с пренебрежением. Отношение к грекам особенно ухудшилось, когда началось восстание в Греции против ига Оттоманской Порты. В это время турки на греков смотрели как на врагов, кроме того доступ паломников в Иерусалим почти прекратил­ся. В тяжелое дело православных греков время естественно усилива­лось инославными. Энергичными врагами православных греков были армяне. "Самая беспокойная нация в Иерусалиме есть армянская. Монастырь армянский очень богат и силен подпорою первого министра[27].

У армян, правда, одно было только оружие, которым они дей­ствовали все время. Армяне (иерусалимское духовенство) были очень богаты, получая большие пожертвования из разных стран от своих единоверцев. Кроме того, армянские богомольцы посещением святых мест увеличивали материальные возможности духовенства. Предста­вители католической церкви в Святой Земле были главным образом монахи францисканского ордена, считавшиеся хранителями святых мест. Свои права католики утверждали на том, что эти места были когда-то завоеваны крестоносцами. Кроме колоссальных средств, которые они получали для своей деятельности на Востоке, они еще пользовались покровительством католических государств. Франция, Австрия и дру­гие менее значительные государства оказывали всяческое давление на турецких властей всякого ранга, чтобы содействовать укреплению по­зиций римской церкви в пределах Восточных патриархатов. В борьбе за юридическое и практическое право обладания святыми местами взаимоотношения трех исповеданий были различными.

Греки считали, что все права юридические и исторические за ними, поэтому не хотели уступать никому ни одного вершка из своих владений. Католики вели систематическую и упорную борьбу за овладение святыми местами, никогда не довольствуясь достигнутым, так как це­лью их было захватить все.

Армяне держались какой-то двойной позиции. Кроме главных христианских святых мест, они не стремились распространять свое влияние в Палестине. Распространение своего вероисповедания среди православных не входило в задачу армян. Строить церкви по всей Палестине они и не собирались. Этим они уже значительно отлича­лись от католиков.

Далее, во время своей борьбы за святыни армяне в очень трудные минуты для греков помогали последним в финансовом отношении, да­вая денежные займы. Это объясняется тем, что, разбогатев, армяне ста­ли бороться между собой за честь и власть и разделились на две партии. Кроме того, давая деньги православным взаймы, они наживали огром­ные проценты[28]. Общим же для всех армян настроением было жела­ние добиться Армянской церкви в Иерусалиме и Вифлееме равенства с другими исповеданиями. Споры из-за святынь часто сопровождались и драками в святых местах[29].

В конце первой половины девятнадцатого века борьба между различными исповеданиями стала принимать несколько иные формы. Только армяне "воевали" по-прежнему, их и задачи, и средства борьбы оставались все время неизменными. Энергичное вмешательство рус­ского посланника Бутенева заставило султана издать фирман, который подтвердил все древние права православных на владение святыми местами.

"Ходатайство наше, - доносил Бутенев графу Нессельроде 22 февраля 1837 года, — достигло вожделенного успеха. Я почитаю себя счастливым представить ныне копию и буквальный перевод фирмана, изданного Портой на сих днях касательно святых мест. Содержание оного вполне удовлетворяет желаниям и просьбам палестинского пра­вославного духовенства. Сим повелением уничтожаются фирманы, снисканные происками и составлявшие предмет справедливых жалоб со стороны единоверцев наших, первобытные преимущества, утверж­денные за ними долголетнею давностью и подтвержденные неоднок­ратными хаттишерифами прежних султанов, восстанавливаются во всей силе, наконец, право починки священных зданий вновь представляется грекам"[30].

В сороковых годах девятнадцатого века новые серьезные труд­ности стали появляться у Православной Церкви Палестины.

Кругом палестинского церковного корабля стали вздыматься новые волны житейского моря, грозящие разбить и поглотить Божие достояние. В это время появился на Востоке новый враг Православия протестантизм, действия которого были рассчитаны "на дальний прицел". Обращение православной Палестинской паствы в своих пос­ледователей - было целью протестантов. Эта цель достигалась не спеша, медленно, но не без успеха, различными средствами.

Первые протестанты появляются в Святой Земле вскоре после греческого восстания, когда взор всей Европы был обращен к Востоку. Первым протестантом, прибывшим в Святой Город в 1820 году с опре­деленной целью - обращать в христианство евреев, был швейцарец Чуди. Вскоре после его приезда в Иерусалиме еще появились Иосиф Вольф, Льюис, Дальтон, американцы Фокс и Кинг. Кроме Дальтона, все эти миссионеры были в Иерусалиме очень малое время. В 1825 году в Иерусалиме поселился миссионер Николайсон. Он приехал для помощи Дальтону, но через год уехал, и вернувшись обратно в 1833 году, он до своей смерти в 1856 году жил почти неотлучно в Иерусалиме. Труды этих и еще некоторых миссионеров были безре­зультатны. Только несколько обращенных евреев были плодом этой деятельности.

В 1835 году в Михайловском греческом монастыре с разреше­ния греков поселились два американских миссионера Додж и Витинг. Додж, как и многие его предшественники, скоро покинул Палестину, Витинг же остался и с благословения Патриарха стал проводить чте­ния Священного Писания с населением. Такие собеседования продол­жались недолго. Витинг был изгнан из монастыря, потому что Патри­арх понял скоро истинный смысл и направление такого чтения. Ви­тинг перешел к Николайсону и там продолжал свою работу. В 1837 году из Англии для поддержания миссионерства были еще присланы два крещеных еврея, Пиритц и Леви, и два англичанина, Герстскан и Бергхейм, оба медики.

В 1839 году в Иерусалиме учредилось Английское консульство. С этого времени протестанты еще более укрепляются, чувствуя сильно­го покровителя в лице консула Юнга.

Результаты работы протестантских миссионеров за два десятка лет были равны почти нулю. Всех сеятелей протестантизма на Востоке в 30-х и 40-х годах можно назвать или частными одиночками, или сравнить их с "соглядатаями", присматривавшимися к местной рели­гиозной жизни. Хотя кроме Витинга никто не пытался прививать ра­ционалистические идеи местному населению, но познакомиться с рели­гиозной жизнью в Святом Городе и видеть ее слабые места сама дей­ствительность заставляла каждого.

1840 год явился поворотным в истории протестантизма в Сирии и Палестине.

Исламское правительство Оттоманской империи издавна при­знавало Россию и Францию покровительницами христианского насе ления на Ближнем Востоке: православного и католического.

В это-то описываемое время и возникла идея: а почему бы проте­стантским державам не примкнуть к числу покровителей христиан Востока?! Укрепившись в правительственных сферах, эта идея, став­шая жизненной программой, и до настоящего времени дает чувство­вать свои результаты. В сороковых годах Британская империя впер­вые начала свои наступательные действия на Ближнем Востоке снача­ла идеологическим путем, потом стало возрастать ее политическое вли­яние, дошедшее до полного подчинения Палестины и заиорданской области. И сейчас мы являемся свидетелями того, сколько нужно при­лагать усилий арабскому населению, чтобы ликвидировать чужезем­ный гнет, положивший свое начало с безобидной протестантской мис­сии. Подобно сорняку, пустившему корни, протестантская пропаганда дала местному краю горькие плоды.

В 1839 году исследователь Святой Земли Робинсон отмечал тот факт, что "протестанты не существуют ни в Сирии, ни в иной части турецкой империи, как отдельные общины. Удивительно, как Англия, имеющая столь значительные интересы в Турции, так хладнокровно относится к подобному положению дел в Сирии (конечно, и в Палес­тине — А.Н.). Франция давно уже признанная покровительница рим­ских католиков в этой стране и действительная защитница последова­телей этого вероисповедания, а потому, где только имеются католики, там они ревностные приверженцы Франции. Россия имеет еще более горячих приверженцев среди членов Греческой Церкви, число кото­рых превосходит католиков. Куда бы Россия ни послала своих аген­тов, везде они находят самых горячих приверженцев, готовых сооб­щить им необходимые сведения. Тысячи приветствовали бы от всего сердца появление русского войска в этой стране. Где же приверженцы Англии?.. Ни одна община, даже самая ничтожная, не обращает к ней взоры, как к своей природной защитнице... Англия не имеет крепко связанной с ней партии. Как было бы иначе, если бы существовала община протестантских христиан. Для образования же подобной об­щины английскому правительству следует сделать один шаг, и шаг, не представляющий ни затруднения, ни опасности. Ей следует добиться только, чтобы туземные протестанты были бы признаны и пользовались теми же правами, какими пользуются остальные признанные турецким правительством христианские общины"[31].

Английское правительство, взор которого Робинсон старался направить на Восток, никак не реагировало на такой призыв к действию. Из протестантских держав первой оценила действительность Пруссия. В конце тридцатых годов к прусскому королю Фридриху-Вильгельму III обратилась группа палестинских немцев-лютеран с просьбой принять их под свое покровительство. Восточный вопрос в то время был и без того очень трудный и запутанный в международной политике. Потому король отказал в этой просьбе своим соотечествен­никам. 

Король Фридрих-Вильгельм IV, вскоре вступивший на престол, серьезно отнесся к просьбе немцев в Палестине и вообще к положе­нию там христианства. Он обратился к английскому правительству с предложением соединиться этим двум державам в защите единоверцев и построить общий храм в Иерусалиме.

В скором времени прусское королевское правительство, чтобы как-то присоединить себя к восточным делам с религиозной стороны, обращается к России, Франции, Англии и Австрии с конкретными пред­ложениями по защите христианского населения Иерусалима. Эти пред­ложения заключаются в следующем: "1) Неподсудность турецким за­конам христиан, живущих в святых местах; 2) Подчинение их исклю­чительно христианским резидентам; 3) Владение Святыми местами переходит в руки пяти держав за денежное вознаграждение, уплачива­емое турецкому правительству. Сион будет укреплен и защищаться смешанным гарнизоном из 300 человек, по 60 от каждой державы. Мориа (с Омаровой мечетью, - А.Н.) остается за турками: 4) Мест­ные христиане образуют 4 общины: католическую, греческую, армянс­кую и евангелическую; 5) Заведование ими поручается 3 резидентам: одному для католиков, греко- и армяно-католиков, назначаемому попе­ременно Австрией и Францией, другому — для греков и армян, назна­чаемому Россией, и третьему для протестантов, также попеременно на­значаемому Англией и Пруссией"[32].

Прусские предложения не встретили ни малейшего сочувствия ни в ком. Мало того, Франция ответила Пруссии совершенным молча­нием. Англия в ответе своем уклончиво оставляла за собой право для дальнейших переговоров. Австрия ждала, что скажет Россия и Анг­лия. Только Россия решительно отвергла прусский проект в нотах от 20 и 25 февраля и 12 марта 1841 года.

Англия не поддержала прусского короля в его униональных стремлениях. Но Фридрих-Вильгельм IV упорно вынашивал мечту о соединении англиканской и прусской — лютеранской церквей вообще, или хотя бы в Иерусалиме.

Для реализации своего желания королю нужен был человек, ко­торый бы понимал сущность дела и мог бы составить проект опреде­ленных конкретных мероприятий. Выбор Фридриха-Вильгельма останавился на прусском посланнике в Швейцарии Бунзене, который симпатизировал Англии и через свою жену-англичанку имел там боль­шие связи. Бунзену было поручено составить записку на имя короля, в которой нужно было разрешить практические вопросы, интересующие прусское правительство. Бунзен подошел к вопросу о повышении вли­яния протестантизма как тонкий дипломат. (В религиозных вопросах Бунзен хорошо разбирался, так как имел достаточные богословские знания и, будучи одно время прусским послом при дворе римского папы, изучил практически церковную жизнь.)

Для того чтобы активизировать протестантство в Палестине и Сирии, Бунзен прежде всего предложил Пруссии сблизиться с Англи­ей при условии полного сохранения своего самостоятельного положе­ния. Здесь, с одной стороны, Пруссия находила могущественного сто­ронника в лице Англии, а с другой стороны, это был бы жест против России и ее, по мнению Бунзена, завоевательной политики.

На базе политического сближения двух стран, Англии и Прус­сии, решается и церковный вопрос о протестантах Ближнего Востока. Прежде чем начать деятельность по насаждению своего религиозного учения, англиканская и прусская лютеранская церкви должны были прийти к какому-то единству. Это единство, пока хотя бы видимое, должно быть осуществлено через учреждение в Иерусалиме епископ­ской кафедры, замещать которую будут Англия и Пруссия поочередно. Образование епископства — это только первый шаг. Необходи­мо далее начать пропаганду своего учения среди последователей всех местных религий. Прозелиты должны быть защищены от преследова­ний своих бывших единоверцев.

При всем этом необходимо еще приобрести земельные участки, на которых должны будут поселяться немецкие колонисты. Этот проект Бунзена был вполне одобрен обоими правитель­ствами, и в июне 1841 года соединенное англо-прусское (англикано-евангелическое) епископство стало реальной действительностью[33].

При выборе кандидата на новую кафедру в Лондоне остановили взор на еврейском перекрещенце Александре, профессоре еврейского и арабского языков в королевском колледже. В январе 1842 года епис­коп Александр прибыл в Иерусалим, где его паства в то время состоя­ла из трех крещеных еврейских семейств.

Местные правительственные чиновники не признали его офици­альным главой протестантской общины. "Турецкое правительство попыталось было воспротивиться осу­ществлению англо-прусского проекта и отказать в признании новопоставленного протестантского епископа в Иерусалиме. Но это сопро­тивление было непродолжительно. Уступая энергичным настояниям Английского посольства в Константинополе, поддержанным прусским правительством, Порта скоро вынуждена была не только признать док­тора Александра Иерусалимским Англо-Прусским епископом, но и дать протестантской общине в Турции, в частности, в Сирии и Палестине все нрава самостоятельной духовной общины, между прочим, право строить церкви, учреждать школы и больницы, основывать благотвори­тельные заведения, приобретать недвижимую собственность и, что все­го важнее, беспрепятственно обращать в протестантство райю, т.е. всех немусульманских подданных султана"[34].

Таким образом, еще одна христианская община получила все права на законное существование. Непрочность неестественного со­юза двух протестантских, но весьма разных церквей быстро прояви­лась в жизни. При образовании объединенного протестантского епископства в Иерусалиме "Пруссия настаивала, чтобы в новоучрежденном епископ­стве англиканская и евангелическая церкви представились туркам в виде единой церкви. Для этого немцы должны были признать власть епископа, англикане - аугсбургское исповедание веры и немецкую евангелическую литургию. Обе стороны путем взаимных уступок при­шли к полному соглашению. Берлинские политики были убеждены в том, что англо-прусское епископство в Иерусалиме должно было по­ложить прочное начало протестантскому прозелитизму на православ­ном Востоке. Их пылкому воображению новая евангелическая цер­ковь на Сионе представлялась "единою" и "апостольскою"[35].

Вскоре после прибытия епископа Александра в Иерусалим на­чалась прямая дискриминация прусских евангеликов. "В Иерусалиме евангелические духовные лица не допускались к исполнению своих духовных обязанностей иначе, как по вторичном их посвящении архиепископом Кентерберийским. Богослужение на не­мецком языке вовсе не допускалось. Имя короля прусского не упоми­налось при богослужении, как упоминалось имя королевы английской, под тем предлогом, что оно не помещено в английском молитвеннике, обязательном при священнодействии. Только после десятилетних хлопот, когда у евангелической общины был устроен свой молитвенный дом, Пруссии удалось добиться отмены второго посвящения для еван­гелических духовных лиц в Палестине. Для богослужения на немец­ком языке уступлено было послеобеденное время только каждого вто­рого воскресения. Наконец, имя короля прусского было внесено в ан­глийский молитвенник, но поминалось только при богослужении на английском и немецком языках, при богослужении же на арабском, еврейском и испанском языках это имя не упоминается"[36].

При таких обстоятельствах возникло и начало свою деятель­ность вновь учрежденное протестантское епископство в Иерусалиме. Отсутствие согласия между представителями вновь учрежденного Иерусалимского епископства и светских правительств — английского и прусского - в Иерусалиме существенно парализовало деятельность протестантских епископов в Иерусалиме[37].

Развернуть кипучую деятельность епископу Александру не уда­лось. Бывали отдельные попытки к развитию им прозелитизма среди туземцев, но они бывали чаще неуспешными. Сначала он начал разда­вать народу служебники англиканской церкви и евангелия на арабс­ком языке. Потом эту раздачу прекратил. Кроме немногочисленных крещеных евреев он ничем не запечатлел своего служения в Святой Земле. Здесь еще сказывается и личный характер епископа Александ­ра. Будучи по природе безвольным и неинициативным, он находился под влиянием Николайсона, стоявшего во главе общества обращения евреев. Однако назвать совершенно бесплодным пребывание в Иеру­салиме первого протестантского епископа было бы неправильным. Он сделал большое дело для протестантов последующего времени.

Справедливость требует заметить, что епископ Александр имел другое важное значение в истории протестантской пропаганды в Пале­стине и Сирии. Добродушная, спокойная и кроткая личность его при­миряющим образом действовала на всех окружающих. Самым своим характером и обращением своим он располагал местных деятелей к себе и к миссии, во главе которой он стоял. А это имело весьма важное значение на первых порах существования миссии, к которой все отно­сились или прямо враждебно, или же в крайнем случае недоверчиво. Епископ Александр так хорошо умел жить в мире с другими, что успел расположить на свою сторону симпатии даже представителей Иеруса­лимской Патриархии и Святогробского братства[38]. Ему и квартиру предоставили греки в Архангельском монастыре.

Иначе приняли протестантского епископа католики. Не только дружбы и взаимного расположения не получил Александр от них, ему даже было отказано в получении помещения для проживания, которое он просил, в каком-либо монастыре. Епископ Александр окончил свои дни в 1847 году. Протестанты Иерусалима стали ждать приезда нового епископа, на этот раз уже ставленника Пруссии.

Прусское правительство остановилось на кандидатуре Самуила Гобата, который и прибыл в Иерусалим в том же 1847 году. "Следует сознаться, что выбор был крайне удачен. Швейцарский уроженец, вос­питанник базельского миссионерского общества, он до своего назначе­ния епископом провел более 20 лет на Востоке миссионером лондонс­кого миссионерского общества. Казалось, Гобат должен был удовлет­ворить требования обоих правительств. Но в глазах Англии он имел огромный недостаток - быть ставленником Пруссии"[39]. Англичане встретили нового епископа с подозрительной настороженностью, затем это отношение перешло во вражду. Особенно резкие отношения Гоба­та были с английским консулом д-ром Финном.

Со стороны англичан начались всевозможные нападки на Гобата как в газетах, так и в виде жалоб в Лондон. Но все трения с частью своей паствы мало влияли на Гобата. Он проводил свою деятельность, невзирая на всевозможные осложнения, исходившие от своих же из Англии.

Свою работу Гобат строил совершенно по иному плану, отлично­му от действий Александра. Как опытный миссионер, Гобат скоро по­нял, что обращение евреев в христианство не имеет ни настоящего, ни будущего. Он старался воздействовать на туземное население — хри­стиан. Объектом своего влияния Гобат избирает молодое поколение, а лучшим влияющим фактором на детей и юношей является школа. Для этой цели на Сионе учреждается школа, а учителями в нее приезжают опытные в педагогике базельские миссионеры. Такие школы Гобат при каждом удобном случае старался открывать в православных селени­ях. Часто он терпел неудачи, когда Патриархия вмешивалась и проте­стовала против инославной пропаганды, но при первой же возможнос­ти Гобат снова действовал, и небезуспешно.

Для большего успеха своей пропаганды Гобат стал действовать методом подкупа, давая возможность или зарабатывать или брать в долг у него. Живущие в нищете арабы шли на эту приманку и часто торговали своей верой.

Протестантская миссионерская деятельность с каждым годом была все активнее. Кроме соединенного епископства в Святой Земле начало проявляться все больше и больше различных протестантских миссий. Значение же епископства сошло на нет.

Кроме школ, о которых мы уже кратко упомянули, было еще одно весьма чувствительное место в местной палестинской жизни, бла­годаря которому образованные и богатые протестанты могли привле­кать к себе население. И в деревнях, и в городских трущобах среди нищенствующей бедноты была масса всевозможных болезней. Никто и не думал, чтобы уврачевать болящих или дать им какое-то облегчение. Этим и пользовались многочисленные миссионеры. Они устраивали больницы и амбулатории, причем иногда начинали создавать свои за­ведения с весьма скромных учреждений.

Немецкая миссия помимо всего прочего стала организовывать ремесленные мастерские с пансионами для обучения молодых арабов разным ремеслам[40].

Еще одно мероприятие применяла прусская евангелическая цер­ковь: массовая немецкая колонизация создавала определенные очаги влияния на невежественных и забитых арабов.

Множество научных экспедиций из протестантских стран стали посещать Святую Землю. Помимо научных работ и открытий они слу­жили утверждению протестантства здесь еще тем, что богатые участни­ки экспедиций надолго оставляли в падком до подачек населении вос­поминания о щедрых раздаятелях денег, увеличивая тем славу протес­тантской церкви.

Результатом всех действий протестантов было значительное ко­личество отпадших от Православия и появление в Святой Земле мес­тной протестантской общины. Кроме создания туземной церкви, усилия протестантских пропо­ведников привели еще к одному явлению, весьма важному последстви­ями для Православия, но весьма нежелательному для самих же проте­стантов. В то время как протестантские миссионеры, невозбраняемые от православных иерархов, трудились над разложением Православия в Святую Земле, этим явлением весьма обеспокоился папский престол в Риме.

Учреждение в 1841 году англо-прусского епископства в Иеруса­лиме окончательно напомнило Ватикану, что время благоприятно, и ему можно пожинать плоды там, где не сеял. Папа весьма обеспокоил­ся учреждением протестантского епископства, и в 1846 году Пий IX восстанавливает латинский Иерусалимский Патриархат, чтобы активизировать деятельность католичества на Ближнем Востоке. Кроме того, оживление деятельности протестантских Англии и Пруссии обеспоко­ило и католическую Францию, которая через посредство католиков хотела еще больше укрепиться в Сирии и Палестине. О взаимоотно­шениях и намерениях государств с разными религиозными воззрения­ми мы упомянем несколько ниже, а пока речь пойдет о том, как латин­ский Патриархат стал могущественной католической организацией в Иерусалиме.

До описываемого времени представителями католичества в Па­лестине были францисканские монахи, начавшие появляться в Святой Земле еще с XIV века. Вся деятельность францискан сводилась к приобретению в собственность святых мест или к возможному утвер­ждению своих прав в святых местах общего поклонения.

Пропаганда латинства на Востоке все же имела место, особенно в Сирии, но к 1840 году католиков из местного населения в Палестине и Сирии было всего две тысячи человек[41].

"Замыслы протестантов на Святую Землю возбудили ревность папы Пия IX и вызвали в противовес им посылку в 1846 году в Иеру­салим не только титулярного, но действительного Патриарха"[42]. "На­значение Иосифа Валерги на это место можно назвать чрезвычайно удачным. Иосиф Валерга был человек тонкого дипломатического ума и твердого характера; 14 лет пробыл он на Востоке миссионером, хо­рошо знал несколько языков, к тому же внешнею фигурою весьма под­ходил к своему новому назначению: его загорелое чисто-восточного типа лицо, его длинная белая борода, его блестящие черные полные жизни и энергии глаза — все это доказывало, что человек этот был на своем месте”[43].

"Прибыв в Иерусалим без всяких денежных средств и доходов, Валерга, по сану начальник латинской общины в Палестине, оказал­ся в действительности не более как гостем францискан, которые вовсе не намерены были ни делиться с ним властью, ни уступать ему даже части своих доходов, над которыми дотоле были полновластными и безотчетными хозяевами.

Между Патриархом и францисканцами загорелась упорная борь­ба"[44]. Патриарх Валерга имел большие планы по утверждению и рас­пространению католичества среди населения Святой Земли. Эти свои намерения за двадцать семь лет патриаршества, можно сказать, он пол­ностью воплотил в жизнь, так как перед своей смертью он видел не только бесчисленные католические церкви, монастыри и благотвори­тельные учреждения, но и многочисленную паству из местных жите­лей, некогда православных. Как истый дипломат, он сумел отвести энергию францискан от задуманного им плана — распространения католичества — в сторону борьбы с греками и армянами за святые места, чтобы, на всякий случай, не иметь от них помех, а к этому делу призвал желающих из всех монашеских и полумонашеских орденов.

Вместе с тем было учреждено нормальное приходское белое ду­ховенство, поставленное в непосредственную зависимость от Патриар­ха и совершенно отдельное от францисканских монастырей[45]. Для создания в Святой Земле арабо-латинской церкви необхо­димо было ввести там нормальную епархиальную организацию и об­разовать правильное духовенство, могущее непосредственно действо­вать на народ посредством общего приходского устройства. Монастыри могут служить пособием в деле образования церкви, но они не мо­гут представлять или заменять собою настоящего клира, потому нужно было оставить их в стороне и поставить в Палестине новую высшую духовную власть, которая иерархически и по праву могла бы стать во главу всей системы пропаганды[46]. Католики "в разных местах Палестины понастроили всевозмож­ные приюты, пансионы, странноприимные дома и другие благотвори­тельные учреждения, служившие центрами самой деятельной пропа­ганды римско-католического учения среди бедного арабского населе­ния. Особое внимание латиняне обратили на медицинское пособие, в котором действительно крайне нуждалось православное население Палестины и Сирии. Они сначала вводили аптеки с бесплатной разда­чей наиболее простых средств, а потом стали устраивать хорошо об­ставленные больницы, в которых врачи, обыкновенно, были монахи-миссионеры"[47]. Во всех католических храмах богослужения совершались ис­ключительно торжественно, что на забитых и несчастных палестинс­ких арабов могло производить потрясающее впечатление. Широкая благотворительность католиков стала сетью, в которую многие запутывались из-за своей крайней нищеты, а, попав в нее, потом вынуждены были идти под омофор к Валерге. Одним из факторов, положительно влияющим на арабское насе­ление в пользу католичества, было безбрачие латинского клира и свя­занное с ним бескорыстие при совершении требоисправлений. Незаметно вползали латинские патеры в среду православных, но свои завоевания прочно держали, не выпуская из рук новообращен­ных. Не оставлена была без внимания распространителями латинства и еще важная отрасль народной жизни Палестины. Местные арабы были или скотоводами или земледельцами и большинство их находи­лось в вопиющей нищете, как мы уже говорили. Чтобы не затрачивать напрасно больших средств на благотворительность, но в то же время держать население под контролем, кроме школ и пансионов католики стали устраивать детские приюты с ремесленными мастерскими, в ко­торых, кроме практических занятий и навыков, дети получали религи­озное воспитание и привыкали считать себя настоящими католиками. Вся католическая церковь Палестины была, кроме всего прочего, под сильной защитой могущественного консула Франции, который по­кровительствовал арабам-католикам. Православные же не имели ни­какого внешнего заступничества. Это тоже имело свое значение. Кроме чистого католичества, в Палестине стала развиваться и энергично действовать уния, и тот, кто был привычен к родному обря­ду и не мог от него отказаться, делался таким же католиком при своем восточном обряде. Кроме перечисленных преимуществ, общих всем католикам, униаты перед православными имели еще некоторые выгоды, важные в местной жизни: "Им дозволяется вступать в браки в недаль­нем родстве, что очень важно при малочисленности христианских се­мейств в деревнях, тем, которые живут в приморских городах, нравится разрешение есть рыбу в посту, они видят на архиерейских кафедрах своих родичей"[48].

Правда, описанные успехи как протестантских, так и католичес­ких миссионеров были достигнуты не сразу, но мы видим, что начавше­еся на Западе в 40-х годах движение на Восток не было благоприят­ным для Православия. Особенно нужно сказать, что Святогробское братство и все свя­щенноначалие в Иерусалимском Патриархате оставалось тем же и в прежних взаимоотношениях с паствою. Стремление католиков и протестантов утвердиться среди вос­точных христиан не было изолированным от общей международной политики. Как мы видим, протестантское епископство учреждается го­сударственными кругами Англии и Пруссии, а Валерга главную опору имел в католической Франции. Палестина входила в состав Турецкой империи. Частые войны, победы русского оружия в предшествующем веке, а также глубокие внутренние нестроения, бывшие благодаря деспотической тирании все­го народа, как мусульманского (они имели все же некоторые привиле­гии), так особенно христианской "райи", подточили основания некогда могущественной державы Востока. Среди наиболее богатых и силь­ных феодалов была тайная вражда, а один из них Магомет-Али, еги­петский паша, хотел почти полного отделения своего пашалыка от сул­тана. Справедливо некоторые деятели того времени сравнивали Тур­цию с больным человеком, близким к смерти (граф Игнатьев, посол России в Турции).

Великие державы того времени — Англия, Франция и Россия - стали присматриваться к обширным турецким провинциям, чтобы при случае воспользоваться ими. Взоры Англии приковывались к Египту, лежащему на торговом пути с Индией, и к островам Средиземного моря, особенно к Мальте, Криту и Кипру, в то же время она не прочь была поживиться за счет Палестины. Франция упорно старалась добиться протектората над Сирией и примыкающей к ней Палестиной. Россия считала своей свя­щенной миссией освобождение балканских народов от иноверного гнета и тоже не отказалась бы присоединить к себе Дунайские княжества. Доброжелателей у Турции не было, но каждая из этих держав не хотела усиления своих соперниц. Особенно Англия и Франция боя­лись того, что Россия сможет захватить проливы Босфор и Дарданел­лы и стать, в случае каких-либо осложнений, неуязвимой с этой сторо­ны. Помимо закрепления своего влияния на Балканах, Россия имела твердое намерение объявить себя покровительницей всех христиан Оттоманской Порты. В осуществлении этого желания, воспользовав­шись обстоятельствами султана в связи с усилением египетского паши Али-Магомета, в 1833 году в Ункяр-Искелеси был заключен тайный русско-турецкий договор взаимопомощи, поставивший Турцию в по­чти вассальную зависимость от России. Ввиду возросшего своего зна­чения в Турецкой империи, Россия имела возможность укрепить свое влияние в Святой Земле. Но фактически этого не случилось, как будет видно дальше.

Западные державы употребили всю свою дипломатию, чтобы дать поддержку Турции в борьбе с вице-королем Египта Махмедом-Али и тем самым подорвать для Турции значение России. Договор 1833 года после истечения срока не был продлен и Турция стала держать себя более независимо по отношению к России, так как чувствовала, что Западу выгодно иметь сильную Турцию, что­бы иметь буфер от России.

Объединенными усилиями Англии, Австрии, Пруссии и России Магомет-Али был побежден, трон султана укрепился. Снова Палести­на по тракту 1840 года стала частью Оттоманской империи. "С этого года политическое положение Святую Земли существен­но не изменилось. С этого же года так называемый восточный вопрос приобретает свой острый характер, и политические цели европейских держав нередко прикрываются религиозным знаменем. Это последнее обстоятельство в особенности не следует упускать из виду для пра­вильного суждения о положении Православия и о религиозном дви­жении в Святой Земле"[49].

После 1840 года начинают выдвигаться проекты об урегулирова­нии вопроса о святых местах. Один из проектов предлагал учредить Палестинское королевство, зависимое от Турции. Во главе королев­ства должен был стать христианский король, а консулы или поверен­ные иностранных держав были бы при нем советниками. Иерусалим же считался бы городом свободным и доступным всем исповедани­ям[50]. Затем, очевидно, руководствуясь церковными и политическими соображениями, в 1841 году прусское правительство обратилось к ве­ликим державам с призывом взять под защиту святые места и христи­ан Востока. Конкретные предложения Пруссии мы уже упоминали выше.

Россия, критикуя прусский проект, предлагала, чтобы великие державы запретили христианскому духовенству продолжать старые споры, положили конец вымогательству и притеснению христиан му­сульманами, а турецким солдатам воспретили входить в христианские церкви, добились возвращения православного Патриарха в Иерусалим из Константинополя для поддержания порядка среди своего клира, возобновили все церкви и монастыри. Кроме этих чисто церковных предложений, высказывались еще и политические пожелания, а имен­но — издание нового Хаттишерифа (подтверждение прежних догово­ров и привилегий), назначение нового мушира в Яффе или Иерусали­ме для Палестины с поручением поддерживать там порядок, а для раз­решения спорных вопросов учредить смешанную комиссию из местно­го губернатора, греческого комиссара и настоятелей латинского и ар­мянского монастырей. В заключение требовалось особое покровитель­ство и защита русских паломников, а русскому духовенству право со­оружать в Иерусалиме богоугодные заведения и предоставление для резиденции одного старого монастыря.

"На основании приведенных предложений русского правитель­ства турецкий султан издал Хаттишериф, который сводился к следую­щим положениям: а) учреждается особый пашалык иерусалимский; б) подтверждаются все прежние султанские указы о правах и преимуще­ствах вероисповеданий; в) запрещаются все нововведения в иерархи­ях христианских церквей; г) объявляется, что все подданные султана имеют одинаковые права в судах и перед Его Величеством; д) стро­жайше предписывается властям не только не обижать никого из хри­стиан и духовных лиц, но даже защищать правоту их дел и честь, не взимать с них в судах никаких других денег, кроме тех, кои положены законом за судопроизводство, быть благосклонными и справедливыми ко всем поклонникам, не делать им ни малейших притеснений и не взыскивать с них никаких денег; е) предписывается устранять мелоч­ные споры разных христианских вероисповеданий, а турецким солда­там, находящимся у входа в храм Святого Гроба, оказывать почтение епископам; ж) дозволяется обновлять верхние здания церковные и монастырские и строить новые храмы и обители монашеские"[51].

Как видно, большинство предложений русского правительства были осуществлены. Ни одним только словом не обмолвился Хатти­шериф о русских поклонниках и русском духовенстве.

Своим участием в общем договоре о поддержке султана против Магомета-Али, где первенствующую роль играла Англия, подрывая престиж Франции в пользу Англии, Россия обманула сама себя, так как благодаря усилению английского влияния она в Турции утратила свои привилегии, приобретенные в Ункяр-Искелеси. Прошлое было трудно вернуть.

Франция, обойденная в вопросах умиротворения султаном еги­петского паши, не хотела сдавать позиций на Востоке. Французские представители действовали всегда энергично и открыто, чтобы поддер­живать авторитет своего государства. Англия учредила свое епископ­ство в Палестине и имела своих дипломатических представителей. Только Россия, желавшая своего укрепления на Востоке, действовала нерешительно и как-то неопределенно.

Князь Вяземский, посетивший Восток в сороковых годах, так высказался о деятельности русской дипломатии на Востоке: "Все ино­странцы вопиют о происках наших на Востоке, о духе господства, а мы и мизинцем не упираемся на Востоке. Вся забота о маленьких дипло­матических победах, которые остаются в архиве и на бумаге"[52].

Кроме посольства в Константинополе, Россия имела в Бейруте генерального консула для Сирии и Палестины, иначе говоря, для всего Востока. Этот консул, по национальности грек, не только не способ­ствовал упрочению авторитета или какого-то влияния России, но он даже должным образом не защищал интересов русских подданных, живших в районе его деятельности, и русских паломников, находящих­ся там. Даже в Иерусалиме, где в течение всего года бывало множе­ство русских, не было ни одного официального представителя России.

Оказывать на какое-то дело свое влияние русский консул мог лишь в силу личного авторитета. В его распоряжении были только моральные средства. В то время как французский консул имел твер­дую почву под собой в виде различных договоров и трактатов, призна­ющих французского императора верховным покровителем всех като­ликов в Оттоманской империи, русский консул был в этом отношении совершенно безоружным, так как в трактатах русских с турками ниче­го определенного о защите православных сказано не было, а туманное высказывание вообще о поддержке Россией христианства не могло дать какого-либо права на это. Получалось так, что Турция боялась укрепления русского влияния в своих пределах, Франция этого совер­шенно не хотела, в чем имела несомненную поддержку других держав Запада, Россия желала своего усиления, но почти ничего не предпри­нимала для этого, а православное духовенство Востока, особенно Святогробское в Иерусалиме, с одной стороны, было бы радо, если бы пред­ставитель России защищал их интересы, а с другой стороны, боялось в таком случае контроля за расходованием громадных денежных сумм, поступающих в их казну, и, что свою нравственную жизнь тогда при­шлось всем вести в каких-то более строгих рамках. Единственно, чего все духовенство стремилось иметь от России, - это увеличения до бесконечности пожертвованных русских денег.

Только простой православный народ, населяющий Сирию и Па­лестину, знал, что далеко на севере есть могучая единоверная держава, которая могла бы избавить их от тяжелого гнета и обеспечить нор­мальную материальную и духовную жизнь, обращал часто свои взоры туда и надеялся, что когда-нибудь оттуда придет помощь.

"Представление о России слагалось в их уме по отдельным отго­лоскам побед России над мусульманами и по наглядному знакомству с нашим простым людом у святых мест. Они слышали, как постепенно, благодаря России, освобождались от турецкого ига греки, румыны, сер­бы, болгары; видели, как падало духом фанатическое мусульманское население и слабело турецкое могущество. Для представления о могу­щественной и благочестивой России воображению восточных христи­ан было достаточно этих фактов"[53].

Таков был Восток, колыбель христианства, в то время в полити­ческом отношении. В то самое время когда общий политический интерес всех дер­жав проявлялся к Востоку, русское правительство должно было еще обратить некоторое внимание и на то, что не одна тысяча русских подданных отправляется ежегодно в Палестину, чтобы поклониться христианским святыням.

"Движение наших паломников разрасталось с каждым годом и вследствие почти полной их беззащитности в пути, в самом Св. Городе и при паломнических путешествиях по разным местам Палестины, ес­тественно было бы подумать об их защите и окормлении там. Нужно было охранить их от всевозможных нежелательных и соблазнитель­ных явлений, легко рождающихся в их среде. Естественно было это ожидать и от властей церковных и гражданских, тем более что поклон­ники из Западной Европы были в несравненно лучшем положении.

Только в сороковых годах прошлого столетия стали у нас серь­езно думать о Палестине и вплотную подошли к вопросу о необходи­мости надзора и защиты наших пилигримов"[54]. Безразличное отношение к русской народной массе, посещающей Св. Землю, можно объяснить тем, что "паломники наши были в руках греков. Дипломатия имела дело с греческими иерархами. Все сведе­ния о Православии на Востоке получались или от иноверцев, или от константинопольских греков, тем более что и патриархи Св. Града пребывали преимущественно в столице Оттоманской империи. Не уди­вительно, что греческие интересы оказывались на первом плане. На­божные русские богомольцы были поглощены умиленным чувством, созерцая святыни Палестины, Афона, Синая ...

Более образованные путешественники, присоединяя к своему паломничеству научные интересы, не давали себе труда одновременно с историей прошлых исторических эпох приглядеться к современной истории Православной Церкви на Востоке"[55]. Когда они возвраща­лись домой, то о нуждах простых русских богомольцев почти не вспо­минали. Русские почетные и богатые путешественники всегда пользо­вались в Иерусалиме особенным уважением, потому что греческое ду­ховенство ожидало и получало от них всегда большие пожертвования, поэтому они не чувствовали тягостей народа, находящегося на далекой чужбине. Следовательно, по своем приезде в Россию они тоже мало давали сигналов в соответствующие учреждения о нуждах своих со­граждан.

Официального дипломатического представительства России в Иерусалиме не было, а в общественной жизни Востока часто встреча­лось, да и сейчас еще встречаются мелочные обстоятельства, которые почти во всяком государстве разрешаются местным порядком, а здесь требуют вмешательства консульской власти. Право экстерриториаль­ности для иностранцев было на Востоке во всей силе, следовательно, во всех вопросах гражданской жизни наших поклонников постоянное присутствие консульства в Иерусалиме было необходимо, тем более что русские богомольцы приходили в Палестину не на несколько дней, а почти на целый год. Официально все прибывавшие на поклонение святым местам в Палестине считались под покровительством бейрутского генерального консула, который был аккредитован для Сирии и Палестины. Но это покровительство было на практике фиктивным, так как не имело ни времени, ни возможности знать в свое время, что делается в Палестине, а тем более предпринимать какие-то конкретные меры.

Потому Бейрутское генеральное консульство в делах поклонни­чества в Палестине являлось только участвующим в официальной бу­мажной переписке между Константинопольским Русским посольством, Иерусалимской Патриархией и Яффским вице-консульством. Яффский вице-консул не имел всех прав дипломатического пред­ставителя, кроме того, он слишком далек был от Иерусалима (2 дня езды), очень редко бывал там, а к тому же в паломнический сезон у него было дела и без того много, так как прибывали и уезжали почти все паломники через Яффу.

Таким образом, фактически заведование делами русских палом­ников и забота о всех их нуждах и потребностях переданы были в руки греческого духовенства, которое в политическом отношении было в совершенно бесправном турецком подданстве. Получалось странное явление, что экстерриториальные иностранцы искали защиты и покро­вительства у презираемых турецким правительством райиев[56].

Посмотрим, как протекала жизнь наших соотечественников, мо­литвенников в далекой Святой Земле за родную Русь. После приезда в Яффу большинство паломников пешим путем (состоятельные могли брать ослов) двигались в Иерусалим, которого достигали через два дня пути. "Прибытие в Святой Город всегда про изводит выгодное впечатление на поклонников потому, что в первые 24 часа истощаются греческим духовенством, по издавна принятому обычаю, самые предупредительные и христианские обряды гостепри­имства: поклонников принимают с благословением в самой Патриар­хии, это случается почти всегда вечером, усталые путники, естественно, взволнованные неизъяснимым чувством, которое ощущает всякий из них при мысли, что он находится в Святом Граде, на расстоянии не­скольких шагов от Голгофы. Всякий духовный привет принимается в такие минуты с умиленною радостью.

Приемная зала-архондарик Патриархии отводится пришедшим на первую ночь. Следующий день тоже назначается для действия на воображение поклонников: они выслушивают службу в патриаршей церкви, допускаются к благословению Патриарха или его наместника, а затем подвергаются вполне христианскому и утешительному обряду омовения ног: старшие из греческих иноков исполняют этот умили­тельный обряд среди общего собора духовных и поклонников. Все это делается великолепно и чинно.

Зато вслед за вышеупомянутым обрядом происходит другой, вовсе не утешительный и не возвышенный: всех поклонников по одиночке проводят в синодик и тут подвергаются они или самим наместником или другим архиереем обязанности внести выговариваемую сумму за помещение в монастыре и на поминовение. Здесь происходит допрос и, смотря по подозреваемой состоятельности поклонника или по числу имен, вписываемых в книгу синодика, намекается или прямо указыва­ется сумма взноса.

После получения с поклонников полной подати их отводят в назначенные для них помещения, т.е. в иерусалимские монастыри. Расчеты греческого духовенства по предмету вместимости мона­стырей основаны частью на необходимости, частью же на совершенном пренебрежении к материальному благосостоянию поклонников и на известности о том, что сему бедному народу некуда деваться, если его не приютит Патриархия. Разделение монастырей на мужские и женс­кие не имеет никакого значения, потому что во всех помещениях оба пола без разбора: старики, старухи, парни, девицы и дети, все это запи­рается вместе без разбора, средним числом по 5 (кроме детей) в такой маленькой комнатке, в которой двум тесно, если у них есть мало-маль­ски клади с собой. Большая часть комнат так мало освещены микро­скопическими окошками, что надобно отворять двери на двор для по­лучения света. В таких кельях поклонники должны спать, есть, молиться, отдыхать и лечиться, если бы они подверглись болезни.

Надо принять в соображение, что климат в Иерусалиме совсем не так благорастворен, чтобы можно было пренебрегать предосторож­ностями: зима там бывает очень тягостна. Дожди продолжаются иног­да недели три, четыре и тогда сырость делается такая, что в комнате хуже, чем на дворе. Весны и осени в Палестине нет. Дожди, сырость и холод прямо сменяются жарами, а ночи всегда остаются свежими и опасными для здоровья.

Все паломники, кроме первого дня пребывания в Иерусалиме, когда их угощали в Патриархии ракией (водкой) и кофе со сладостя­ми, должны были питаться по своему полному усмотрению, так как никаких столовых для них нигде не было заведено. Вообще, уплатив грекам за помещение, дальше каждый паломник должен был думать о своем благополучии и приберегать деньги, кото­рые у них все местные жители (включая и духовенство) старались максимально выжать. Целые деревни, например Вифлеем, жили и сейчас живут почти целиком за счет паломников, продавая им крестики, четки, резные иконочки из перламутра, стараясь дешевый товар про­дать за дорогую цену.

Несмотря на то, что средства, получаемые от паломников, были значительны, о их нуждах не было никакой заботы. Даже к больным не проявлялось ни малейшего участия, а последние, обращаясь при заболеваниях к местным знахарям и лекарям-самоучкам, часто в Свя­той Земле находили себе и место последнего упокоения.

"Если поклонники наши столь много терпели от материальных лишений, то не менее страдали они от неудовлетворения их драгоцен­нейших религиозных потребностей. Само собой разумеется, что отсутствие в Палестине родного рус­ского богослужения было главным и всегда более грустным обстоя­тельством для наших богомольцев. Образованные люди высших клас­сов в основательном знании православного богослужения даже при неизвестности языка, на котором оно произносится, находят средство удовлетворить своему внутреннему религиозному чувству, но для про­столюдинов это почти невозможно. Они слишком привыкли к пони­манию внешней стороны богослужения, обряды имеют для них значе­ние первостепенное, и все, что для них непонятно или несогласно с их привычным воззрением, поражает их неприятно.

В самые важные минуты поклоннического подвига, т.е. во время говения и исповеди, а тем более во дни болезни, богомольцы наши испытывали самое тяжелое горе"[57], так как греческое духовенство не могло принять их исповедь по незнанию русского языка. После совершения своего молитвенного подвига в Святой Земле большинство паломников при возвращении на Родину рассказывали о своих переживаниях. Правда, эти рассказы не заглушали ревности дру­гих людей, желающих посетить святые места, но повествования палес­тинских богомольцев, в обилии проходивших через Воронеж, побуди­ли архиепископа Воронежского Антония обратить внимание обер-прокурора Св. Синода на это печальное обстоятельство. Оберпрокурор Св. Синода граф Протасов, на основании этих сообщений, 1 марта 1841 года подал императору следующий доклад: "Преосвященный Воронежский уведомляет, что приходящие в Воронеж, по возвращении из Иерусалима, поклонники Гробу Господ­ню, все вообще, с чувством соболезнования повествуют о бедственном положении, в каком находится сия святыня и вместе о затруднениях, с какими сопряжено пребывание в Иерусалиме соотечественников на­ших, не имеющих там никакого постоянного пристанища. К устране­нию сего последнего неудобства, преосвященный полагает всего при­личнее учредить в Иерусалиме для Русских поклонников страннопри­имный дом, в котором вместе с тем через российского священнослужи­теля могло бы быть для них совершено и богослужение на родном языке"[58].

Далее предлагалось войти в соглашение с Иерусалимским Пат­риархом о предоставлении последним в Иерусалиме Крестного мона­стыря для нужд русских паломников. В этом монастыре, по мнению Протасова, нужно учредить пребывание русского архимандрита с не­сколькими монашествующими для совершения богослужения. К при­четническим обязанностям предлагалось привлекать местных жите­лей. Тем самым распространялся бы и русский язык.

Еще высказывалось пожелание при этом монастыре создать учи­лище, где бы также преподавался русский язык. Архимандрит же, кро­ме духовного окормления паломников, мог бы передавать в Святогробскую казну поступающие из России пожертвования. Некоторую часть поступающих пожертвований можно употреблять для бедствующих паломников из России, за счет этих же денег содержать и самый мона­стырь.

Мысль об учреждении в Иерусалиме русского монастыря для русских была не новая. Еще в 1816 году ее высказал настоятель мос­ковского Иерусалимского подворья архимандрит Арсений. Он подал прошение на имя Александра I, где обращал его внимание "на крайнее бедственное положение русских богомольцев в Иерусалиме, на бесприютность их там и на претерпеваемую ими нужду во всем, на необ­ходимость иметь русским в Иерусалиме свой собственный монастырь, в котором бы наши поклонники могли находить и верный постоянный приют, и, в случае нужды, необходимую помощь и даже материальную поддержку. В Иерусалиме, — заявлял Арсений, - никто столько не терпит бедности и нужды в пище и одежде и в самом убежище, как поклонники русские. На это заявление архимандрита Арсения тогда не было, однако, обращено внимания, и наши поклонники по-прежнему должны были терпеть в Иерусалиме всякие лишения и нужду"[59].

Если бы этот проект был осуществлен, то вопрос о паломниках разрешился бы скоро и просто. Но императорское Константинопольс­кое посольство еще до подачи графом Протасовым его проекта об устройстве быта русских паломников в Иерусалиме вступило в пере­говоры и соглашение с Иерусалимской Патриархией. Когда Протасов подал свой проект на усмотрение императора, то Николай I своей резо­люцией передал это дело в Министерство иностранных дел, которое должно было представить подробный доклад о переписке по данному вопросу с Константинопольским посольством. По поручению посоль­ства был выработан проект Бейрутским консулом Базили, по соглаше­нию с Иерусалимской Патриархией, с подробностью определявший положение и обязанности русских паломников в Иерусалиме. Проект Базили существенно рознился от проекта, представленного графом Протасовым.

Проект Базили вице-канцлером Нессельдоре был представлен императору на рассмотрение. Император утвердил его к исполнению.

Консул Базили предполагал, что Иерусалимская Патриархия передаст русским два монастыря — Феодоровский и Авраамиевский. Эти монастыри будут отремонтированы на счет русской казны, затем передача монастырей будет заверена турецким судом. В одном монас­тыре предполагалось разместить мужчин, в другом — женщин.

Но Иерусалимский Патриарх в конце концов не согласился на починку монастыря русскими и оформление передачи монастырей че­рез турецкий суд. Вместо Авраамиевского монастыря он отдавал Ека­терининский. Договор со Святогробским братством, таким образом, получал форму неофициальной частной сделки. Патриарх испугался, что если русские отремонтируют монастыри на свои средства и это будет закреплено в суде, то впоследствии они смогут совсем отнять эти монастыри.

Условия Патриарха были приняты и в двух назначенных к сему монастырях должны были разместиться наши паломники. Консулом Базили совместно с патриаршими эпитропами были составлены "По­становления о русских православного исповедания поклонниках, пре­бывающих в Иерусалиме". "Постановления", состоявшие из 68 параграфов, утвержденные позднее русским правительством, и стали, сле­довательно, законом для всех русских подданных.

"Вопрос о русских поклонниках в Иерусалиме, таким образом, был пока решен, но решен далеко не так, как думали было его решить преосвященный Воронежский и граф Протасов — русскому монасты­рю в Иерусалиме с русским архимандритом и иноками, с русским бо­гослужением и училищем не было уже места: русские поклонники должны были жить в Иерусалиме в двух назначенных для них гречес­ких монастырях под надзором и опекою иерусалимских духовных гре­ческих властей, в полной от них зависимости, официально закреплен­ными утвержденными правительством правилами, составленными ис­ключительно в интересах Святогробского братства епитропами Свято­го Гроба и нашим консулом, который более склонен был стоять за греческие интересы в Иерусалиме, чем за русские"[60].

Таким образом, в сороковых годах прошлого века "положение русских паломников в Палестине было в полной мере горестное, ибо они находились там: а) без политического покровительства; б) без нравственного надзора и руководства среди развратной и беспорядоч­ной массы чужих пришельцев; в) без достаточного и привычного рели­гиозного утешения во вред их усерднонабожному настроению; г) без всякого обеспечения их материальной жизни и здоровья, несмотря на значительность для них расходов, употребляемых на богоугодное дело"[61].

Все сказанное рисует неприглядную картину, как при крайне бедственном положении Православия на Востоке перед лицом воин­ствующих католицизма и протестантизма Россия в конце тридцатых и в самом начале сороковых годов прошлого столетия не только не ока­зывала существенной помощи страждущей церкви, но и собственные-то свои интересы авторитетно не защищала.

Существовавшее положение не могло казаться нормальным. Требовалось предпринять что-то радикальное. Возникновение Русской Духовной Миссии в Иерусалиме было реакцией России на свои неудачи на Востоке. При создании Миссии на нее возлагали надежды, что она поможет утвердить в некоторой степени русское влияние в Сирии и Палестине. Каким образом она получила свое бытие и что сделала Миссия для Православия и Роди­ны - будет нашим повествованием.

Оглавление          Далее

При использовании материалов ссылка на <rusdm.ru> обязательна.
При цитировании материалов в сети Интернет гиперссылка на <http://rusdm.ru> обязательна.

[1] Греков, Древнерусские палочники, стр. 11-12

[2] .Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 6

[3] Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 740

[4] Дмитревский. Латинская уния в Палестине, стр. 158,159

[5] .Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 50-52

[6] Еп. Порфирий. Книга бытия моего, т. 1 стр. 366

[7] Там же, стр. 182

[8] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 58

[9] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 731-733

[10] Архимандрит Леонид. Православные поклонники в Палестине, стр. 33

[11] П.В.Безобразов. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, стр. 502-503

[12] М.П.Соловьев. Преосвященный Порфирий Успенский и его записки, стр. 66

[13] Еп. Порфирий. Книга бытия моего, т. 1 стр. 598

[14] Там же, стр. 66

[15] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 60

[16] Еп. Порфирий. Книга бытия моего, т. 1 стр. 678

[17] Там же, стр. 636

[18] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 765

[19] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 60

[20] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 737

[21] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 49

[22] Там же, стр. 679, 645-648, 671

[23] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 63

[24] Там же, стр. 731

[25] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 752-753

[26] Там же, стр. 754

[27] А.С.Норов. Путешествие по Св. Земле, стр. 231

[28] Материалы для истории Иерусалимской патриархии ХУ1-Х1Х вв., стр. 154

[29] П.В.Безобразов. Император Александр III и Патриарх Поликарп, стр. 46

[30] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 10-11

[31] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 10-11

[32] Там же, стр. 12

[33] АРДМ (Архив Русской Духовной Миссии), дело №1009

[34] Свящ. Ф.И.Титов. Преосв. Кирилл Наумов, стр. 63

[35] Там же, стр. 60-61

[36] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 16,17

[37] Свящ. Ф.И.Титов. Преосв. Кирилл Наумов, стр. 63

[38] Там же, стр. 64

[39] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 18

[40] Там же, стр. 22

[41] Д.Дмитревский. Латинская уния в Палестине, стр. 6

[42] Там же, стр. 7

[43] Там же, стр. 7

[44] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 31

[45] Архим. Леонид. Православные поклонники, стр. 64

[46] Там же, стр. 63-64

[47] Свящ. Ф.И.Титов. Преосв. Кирилл Наумов, стр. 46

[48] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 739

[49] В.Н.Хитрово. Православие в Св. Земле, стр. 7

[50] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 674

[51] Там же, стр. 676

[52] АРДМ, дело №341

[53] М.П.Соловьев. Преосвященный Порфирий Успенский, стр. 23

[54] Архим. Киприан. О.Антонин Капустин, архимандрит и начальник, стр.114

[55] М.П.Соловьев. Преосвященный Порфирий Успенский, стр. 2

[56] Архим. Леонид. Православные поклонники, стр. 14-20

[57] Архим. Леонид. Православные поклонники, стр. 31-36

[58] Н.Каптерев. Сношения Иерусалимских патриархов, стр. 658

[59] Там же, стр. 657

[60] Там же, стр. 671-672

[61] Архим. Леонид. Православные поклонники, стр. 38

04 марта 2017